Андрей Воронцов - Тайный коридор

– … Еще ее беспокоит, сможете ли вы пойти в понедельник на работу. По ее словам, вам предстоит зарубежная командировка…

Военный поморщился.

О чем еще с ним говорить и что делать дальше, Звонарев не знал.

– Раз уж меня вызвали, – сказал он, – я обязан осмотреть вас, измерить давление, выслушать сердце, легкие…

– Если обязан, то давай, – равнодушно отозвался полковник и положил руку на стол.

Все было в норме, без особых отклонений. Звонарев, выслушивая сердце, как бы невзначай провел несколько раз фонендоскопом по груди военного: хотел посмотреть, не станут ли полосы красными, как у шизофреников. Нет, они были белыми. Руки не дрожали, реакция зрачков, коленные рефлексы – в норме. Просить дотронуться пальцем до кончика носа он не осмелился. Но версию о паранойе он все же решил отработать до конца.

– Хочу вас вот о чем еще спросить. Я понял, что для вас не имело большого значения, с кем именно поделиться своими невзгодами. Подвернулся я, с вроде бы честным лицом, и вы облегчили душу. Что ж, почему бы нет: едва ли я похож на шпиона. Но ведь то, что вы рассказали, – государственная тайна. У меня как-то не укладывается в голове, что вы, профессионал, взяли и открыли ее первому встречному. Вы даже не попросили меня никому не рассказывать о ней. Я слушал вас: вы рассуждаете логично, но не кажется ли вам выбор меня в качестве доверительного собеседника нелогичным? Может быть, на вас действительно повлиял испытанный вами стресс, и вам надо отдохнуть, подлечить психику – скажем, в санатории?

– Нет, это уже не наша государственная тайна, – усмехнулся, думая уже о чем-то своем, полковник. – Это уже тайна господ из Лэнгли. Устал я хранить их тайны… Ты прав – мне нужно отдохнуть.

– Ну а может вам, как Штирлицу?.. – вдруг вырвалось у Звонарева. – Найти своего Бормана, то есть соперника этого «крота» наверху, и передать ему материалы?

– Это не так уж и глупо, – кивнул полковник. – Они там все друг другу соперники. Как пауки в банке. Но это только Штирлиц может на спичках просчитать все расклады наверху. Есть ли вообще в Политбюро фигура вроде Бормана? Отважится ли он в одиночку на собственную игру? Где в этой интриге Мюллер, который возьмет его сторону? Я не знаю. Я занимаюсь разведкой, а не интригами. Но знаю, что если действовать через одного члена Политбюро в обход всех других, то это, скорее, приведет к обратному результату. А в лучшем случае – к приватному разбирательству в том же Политбюро. Но зачем тогда эта громоздкая операция «Борман»?

– Ну что ж, – развел руками Звонарев. – Извините, если был очень назойлив. Не хотите ли, я вам сделаю внутримышечно реланиум, чтобы вы поспали?

– Усну без всякого реланиума. Прощай.

– Всего доброго. Не забывайте о санатории. Чем скорее отправитесь, тем лучше. Шпионов много, а здоровье у вас одно, – брякнул он по привычке медицинскую глупость.

Полковник никак не отреагировал на его пожелания, снова уставившись куда-то поверх головы Алексея.

Супруга полковника нервно ждала Звонарева в гостиной. Рядом с ней стояла тоненькая русоволосая девушка с точно такими же скулами, как у полковника, – что, впрочем, делало ее похожей вовсе не на отца, а на молодую Марину Влади в фильме «Колдунья». Обе женщины с минуту внимательно смотрели в глаза Звонареву. Потом старшая жестом снова пригласила его на кухню. Там дочь полковника проворно налила ему кофе, пододвинула вазочку с печеньем.

– Ну что я могу сказать? – начал Звонарев, отпив из чашечки. – Как я и подозревал, вы ошибались, утверждая, что у вашего мужа нет неприятностей на работе. Просто они связаны не с его личной карьерой, а с положением дел вообще. А поскольку дела у него секретные, он о них и не говорит. Мое личное впечатление о состоянии психики вашего супруга таково: если его неприятности не выдуманы, то поведение его вполне естественно. Если же они – плод его воображения, налицо маниакальный синдром. В этом случае с ним должен работать психиатр, а не я. Я же никаких внешних психических отклонений у него не заметил, кроме заторможенности, вполне объясняемой усталостью. Пьющие люди в таких случаях снимают стресс алкоголем, он же не пьет. От предложенного мной укола седативным препаратом он отказался. Уверяет, что уснет сам. Вот и все, что я могу сказать.

– Все? – всплеснула руками дама. – Но вы же разговаривали с ним около сорока минут! Как же ему быть с работой? С заграничной командировкой?

– Мама!.. – укоризненно сказала дочь.

– Я высказал предположение, что ему надо подлечить психику в санатории. Он, между прочим, со мной согласился. Это надо использовать. О заграничной командировке, полагаю, следует забыть. Если он поедет, то будет хуже. Что же касается предстоящего повышения по службе, то едва ли начальство отменит его из-за того, что ваш муж попросится отдохнуть и подлечиться в санатории. Ценных работников не загоняют до полусмерти. Вы, наверное, и не помните, когда он последний раз был в отпуске?

– Да, – кивнула дама.

– Ну вот. Значит, ему пора в отпуск.

Одеваясь, опытный Звонарев проверил карманы шинели, вытащил оттуда знакомый уже конверт и, строго насупив брови, вернул хозяйке.

Через несколько часов полковник Трубачев покончил с собой.

Утром на подстанцию нагрянули кагэбэшники. Они допрашивали Звонарева в кабинете заведующего, которого довольно бесцеремонно выставили за дверь. Пораженный известием о самоубийстве пациента, Алексей сразу же допустил ошибку: упомянул о его пистолете.

– А почему вы сразу не сообщили о нем – скажем, в милицию? – спросил, прищурившись, старший, человек с лицом, туго обтянутым кожей, как у египетской мумии, и длинными плоскими руками, представившийся капитаном Немировским. – Сделай вы это, человек был бы жив.

– Да, если бы он не выбрал петлю. Я думал: он военный, ему положено оружие.

– А откуда вы узнали, что он военный?

– Жена сказала.

– Зачем?

– Это вы у нее спросите.

– А вы разве не знаете, что наши военные, как правило, не хранят табельное оружие дома?

– «Как правило» – вы сами сказали. Но у каждого правила есть исключение.

– В чем же оно в данном случае, по-вашему?

– Ну… видимо, он особенный военный, – допустил вторую грубую ошибку Звонарев.

– А об этом кто вам сказал? – Немировский глядел в упор на Звонарева.

Алексей вспомнил вдруг откровенно неприязненный тон, которым покойник говорил о гэбэшниках, и замялся.

– Да так… сам догадался.

– Не ври! – хрипло прикрикнул на него верзила-чекист, сидевший сбоку стола. – Ты с ним беседовал сорок минут и не провел никакого лечения. О чем вы говорили? – Он, вероятно, играл роль так называемого «злого следователя».