Александр Кондрашов - Говорит Москва

© Кондрашов А.И., 2016

© Оформление. ИПО «У Никитских ворот», 2016

– …Где Гагарин? Мне нужен Га-га-рин! Мне нужен – народ, совок, русак, таджик, молдаванин, гастарбайтер, лузер, герой труда! Кузьминки и Бирю-лёво-Товарная, а не «Твербуль» и «Эль Гаучо»! – генеральный директор радиостанции, начинавший летучку нежным, бархатным баритоном, вдруг сорвался на крик.

– Я взыскую тех, кто живёт и работает в этом, мать его, великом городе! Я должен знать, чем они дышат! Здесь должен быть их дух! Мне нужны их пропитые голоса, а не сладкоголосые петрофановы и позманы… Я разгоню вас всех к чёртовой матери, если вы мне не приведёте в эфир настоящих маньяков совка. Мне нужен в эфире народный хрип, рёв, вой… Где Лобов?

– Рожает, – сказал кто-то, и по кабинету, где сидели все сотрудники, пробежал нервный хохоток.

– Рожает? Всё ещё? – гендир резко сменил темпоритм и вернулся в бархат, но теперь угрожающе ласковый. – Мне кажется, он давно родил. И не он, а Зоя. Почему его нет? Что это: саботаж, измена, заговор?.. – он внимательно оглядел присутствующих.

– Кондрат Эдуардович, вы разрешили ему три месяца сидеть с младенцем и приезжать только на эфиры… – извиняющимся, как будто исчезающим шепотком доложил помощник гендира.

– У нас вопрос жизни и смерти, а он отсиживается с младенцем?! – недоумевал бархат. – Он, этот бабник лобненский, отец-одиночка, что ли? Они с Зоей – нищие? Не могут няньку нанять? На повестке дня жесточайшая оптимизация, увольнение каждого десятого без разбора. Непременно передайте Лобову, что я вне себя, – грозно отнёсся гендир к помощнику. – Это значит, что очень скоро он может оказаться вне коллектива! – и вдруг взревел: – Нас на бабу променял?

– У него мальчик, – уточнил помощник и сделал вид, что это сказал не он, а кто-то другой.

– То у него девочки были на уме, а теперь – мальчики?

Далее гендир перешёл на сокровенный, философский шёпот:

– Лобов и все вы каждую минуту, каждую секунду своего существования должны думать об одном… Да, когда вдыхаете смог и выдыхаете перегар, набиваете свой желудок холодными котлетами или тёплой окрошкой, нюхаете кокаин, вступаете в беспорядочные половые связи, покупаете тачку, сидите на толчке, спите, рожаете, гуляете с вашим выводком, должны думать об одном! О чём?

– О родине, – тихо пошутил кто-то.

– О рейтинге! – перешёл на визг гендир. – С которым мы – в заднице! В то время как должны надрать её нашим конкурентам. Всем, начиная с уважаемого «Ахарбата»! И потому нам нужен народ. Народ! Передайте Лобову, чтобы он из-под земли достал мне русский народ и привёл его в студию. Мне нужен настоящий совок! Суперсовок! Так и передайте ему!

– Передадим.

– Всё! – мощно завершил летучку гендир. – По коням!

Гагарин или смерть! Пленных не брать! Все свободны!

Потрясённые работники радиостанции выходили из кабинета генерального директора, трепеща и перешёптываясь:

– Концепция поменялась.

– Опять.

– Левый поворот?

– На сто восемьдесят градусов.

– То дайте ему креативный класс, Собчак, Пепперштейна, то – Гагарина, совок и русский народ…

– В Кремле его вчера в угол поставили, вот он и бесится.

– Кондрат Эдуардович правильно говорит, нам нужен простой народ. Мы без него – никуда.

– Заткнись, холуй.

– Я вам этого «заткнись» не забуду.

– Надо на всякий случай работу искать… Опять.

– Мне недавно в пиар-службе управы место предложили. Тёплое.

– Как дерьмо.

– Креативненько.

– У Лобова мобила отключён.

– У него, блин, мозг отключён, нас тут – во все дыры, а у него пастораль на Сетуни, прогуливается с коляской, мамашек молодых, наверное, снимает…

– Зря вы так, у Кости отличный парень, вчера два месяца исполнилось…

– Слава богу, конкретно Лобову поручили совок искать. С него и спрос.

– Да ему далеко ходить не надо, он и сам не далеко ушёл, лимита поганая, выскочка лобненский.

– Впервые шеф так о Косте.

– Он его породил, он его и…

– …родит обратно.

Первый кандидат на роль суперсовка явился за два месяца до задания гендира.

Ранним утром в домофоне прозвучал требовательный мужской голос и назвался районным педиатром. Костя Лобов и Зоя, папа и мама новорождённого младенца, еле успели привести себя в порядок после первой бессонной ночи, а он уж поднялся на лифте и звонил в дверь. Костя открыл и увидел довольно высокого пожилого дядьку со строгим выражением лица, входящим в явное противоречие с его одеянием. Снимать свои разбитые ботинки и надевать тапочки педиатр наотрез отказался, сказав, что у них это не принято, на дому надо иметь бахилы. Они, слава богу, были. Хорошо хоть снял вязаную шапку с помпоном (красно-зелёную, как будто клоунскую, никак не соответствующую всему остальному) и неизвестно изначально какого, а сейчас цвета грязного асфальта демисезонное не по погоде пальто. Прошёл в ванную и вымыл руки. Давно не стриженый, небритый, с бордовым румянцем на щеках. За толстыми стёклами очков большие голубые глаза, под ними ещё большие сизые мешки. Педиатр с ненавистью взглянул на батарею бутылок из-под шампанского в прихожей, оставшуюся со вчерашнего празднования прибытия младенца из роддома (папа ещё не успел её вынести) и приступил к форменному допросу.

– Ребёнок первый?

– Первый, – ответила счастливая мама, гордясь плачущим на руках младенцем.

– Беременность первая?

– Первая.

– Правда? – доктор явно не верил.

– Правда, – недоумевала Зоя.

– Абортов не было? – сурово спросил врач.

– Был, – застеснялась мама, а Костя посмотрел на неё с удивлением. Этого важного факта из биографии жены он не знал. Впрочем, они ещё давно договорились не спрашивать друг друга о прошлом. Каждый что хотел, то и рассказал. Костя ей рассказал всё, Зоя мужу – почти ничего.

– А вы говорите, первая. Э-эх! Нехорошо это, грех, – беспощадно приговорил доктор. – Девочка?

– Мальчик, – ответила Зоя нервно.

– Смотрите, мальчики ко всему легко привыкают: и к хорошему, и к плохому, – сказал он убеждённо, потом, вздохнув, прибавил, – например, к алкоголизму.

– До алкоголизма нам ещё далеко, – попытался отшутиться Костя.