Леонид Левинзон - Количество ступенек не имеет значения

После шоу я, как оглушённый, шёл под громадой чужого неба мимо открытых баров с их мигающими разноцветными лампочками и гремящей музыкой.

– Стой!

Я остановился как вкопанный: девушка с подсинёнными искрящимися глазами и чувственным ртом, чуть подалась вперёд, ко мне, на сложенные по-школьному на стойку бара смуглые руки.

– Ты куда идёшь, парень?

– Ну, – признался, – просто иду. Прямо.

Смех.

– Может, хочешь пить?

Я пожал плечами:

– Да, наверное.

Сел на высокий стульчик.

– Кола?

– Здорово.

И сам предложил:

– А тебе?

– Если платишь, – прищурилась.

– Плачу.

– Спасибо. Ты откуда?

– Израиль.

Тень недоумения в глазах.

– Маленькая страна, – объяснил, – совсем маленькая: всего пять миллионов.

– В Бангкоке восемь, – и пожаловалась: – Мой английский очень плох.

– Мой тоже.

Девушка рассмеялась и протянула руку:

– Нет.

– Что-что?

– Меня зовут Нет. Смотри! – написала на квитанции за напитки: «Интер-нет». – А как зовут тебя?

– Непросто: Алексей.

– А-лек-сей, – повторила по слогам. – Действительно, непросто.

Мимо сплошным потоком двигалось нескончаемое желтоглазое стадо машин; с набережной ни ветерка, чуть подальше, в глубине между стойками, были видны канаты высоко поднятой площадки ринга, где двое худых, жилистых, одетых в широченные трусы, резко били друг друга ногами. Я посмотрел на время: стрелка перескочила за час ночи, и решился.

– Нет, ты можешь пойти со мной?

– Конечно.

Спрыгнула со своего стула и вышла за перегородку. Стоя, она мне доставала до плеча.

– Я маленькая леди, – посмотрела тревожно.

– Мне нравятся маленькие леди.

Мы доехали до гостиницы. В номере Нет сразу пошла в душ, а выйдя, закутанная в синее гостиничное полотенце, как-то странно доверчиво прижалась. Я растерялся и погладил сверху мокрые блестящие волосы. Нет подняла лицо:

– У тебя есть жена?

– Подруга, но мы с ней разругались.

– Бэби?

Покачал головой и осторожно развернул полотенце: у маленькой леди были большие для её роста груди с поразительно длинными тёмными сосками. Нет лукаво посмотрела и отобрала полотенце.

– Холодно!

На той израильской подруге я хотел жениться.

На восьмой, праздничный день робкой весны мы встретились, и я подарил ей гордые, как лебеди, готические колюче-красные нежные розы. Она, ахнув, вдохнула аромат, застыла, и я клянусь: неплохое вышло сочетание бледного лица с полузакрытыми на мгновение восторга глазами, пухлых капризных губ и яркого царапающего пламени цветов. Я и сам неожиданно получил подарок: тесно завёрнутый в коричневую бумагу дезодорант в чёрном флаконе. Тоже сочетание: смешно и немного стыдно.

– Этот запах меня возбуждает, – проговорила она, протягивая подарок.

– Понял, – я понял.

– Э-эй! Ты куда пропал?

Нет, сидя на кровати, покачивала руками свои заканчивающиеся морщинистыми дразнящими солдатиками груди и улыбалась.

Действительно, какая разница: розовые соски, тёмные соски, когда реакции одни и те же?

Я разделся, дотронулся до Нет и мгновенно забыл обо всём.

Через час она изумлённо сказала:

– Ну ты даёшь! – и заснула сразу и беззвучно, забыв откинутую руку у меня на подушке.

Я же ворочался, ворочался, наконец не выдержал и включил телевизор: в Бангкоке какой-то человек бил себя палкой по ногам, спине, на одежде всё сильней проступала кровь. Наконец он откинул палку, выхватил нож, воткнул себе в живот, упал, и фотографы приблизились вплотную. Через мгновение сцену повторили плюс крупный план кровяных потёков у лежащего тела.

– Если хочешь, я уйду, если хочешь, я останусь, – сказала Нет на следующий день.

– Останься.

– Ура! Тогда пойдём есть. Я знаю место, где дёшево и вкусно.

Мы вышли, как пара детей, держась за руки: я, в шортах и майке, коренастый лысоватый израильтянин в очках, и смуглая черноволосая девушка в красненькой кофточке и джинсах. Идём себе мимо «Герман-хауз», где умный немец вкусно читает утреннюю газету, мимо «Кабакъ» с пинающим стулья тонкогубым злодеем, по дороге пронеслись, обгоняя друг друга, мотоциклы, мимо пустого «Айриш-паб» – трубач, теперь он спит, сомкнув усталые губы, ночью выдул все звуки и забыл свою беззаботную трубу сверкать горячим жёлтым на солнце и наконец увидели: на горизонте, сам себе тень и тело, тонкий китаец в высоченном поварском колпаке пляшет у жаровни.

– Вот он! – повернула счастливое лицо Нет. – Мастер. Мы будем есть том йам гунг!

Мы устроились за наскоро протёртым тряпкой столиком рядом с вентилятором, и он, разгоняя, разбивал горячий влажный воздух о наши спины. Важная круглолицая девушка в красном фартуке выслушала, кивая головой, подробные указания, ушла к своему мастеру, и я спросил – я всегда лезу, куда мне не нужно:

– Нет, у тебя есть парень?

Отрицательно покачала головой.

– Был муж, но мы разошлись, так что я одна, правда у меня есть брат, но он далеко, и он монах. Восемь лет, целую жизнь, я продавала рис, наконец год назад оставила ребёнка с дядей, приехала сюда и все заработанные деньги я посылаю к ним. Моему мальчику десять лет, он учится в престижной школе, и ему надо полторы-две тысячи бат в неделю.

– Но это же страшно много! Сколько ты получаешь в баре?

– Две в месяц.

– А платишь за квартиру?

– Семьсот.

– Как же ты справляешься?

– Мне помогает мой Будда.

Круглолицая девушка принесла дымящийся суп и к нему белый-белый рис. Я попробовал и оторопел от удовольствия.

– Скажи, здорово? – Нет сияла.

– Знаешь, я бы могла остаться с тобой, – вдруг храбро решила, справившись со своей порцией, – у тебя и снизу, и сверху всё нормально. Жаль, что ты на десять дней.

– Что у меня сверху, я ещё и сам не разобрался.

Нет хихикнула:

– Так разберись. Или пойди к Будде.

Зазвенел звонок, она схватилась за сумку, вытащила телефон:

– Алло, алло! Sawasdee Ka, Ой! Ты где? Да? Ну и как?

Неожиданно сунула его мне:

– Поговори с ней, Алексей!

– Алло?

– Привет! – смеющийся голос. – Что вы делаете?

– Завтракаем.

– В два часа?

– Так получилось.

– Очень даже интересно у вас получается.

Нет отобрала телефон и перешла на тайский.

– Это мой друг! – сообщила потом. – Она очень добрая. Я, приехав, была как слепой котёнок, не знала, куда приткнуться, а Ой, встретив меня, поверила. Когда мне нечего есть – я иду к Ой, когда мне плохо – я иду к Ой, когда хорошо – я тоже иду к Ой.

– Ой красивая?

– Да. Если меня берут два раза в неделю, её берут каждый день. Но сейчас у Ой бэби, и она почти не работает.

Я расплатился, и мы встали.

– Тут рядом «Биг-Си», пойдём туда, погуляем?

– А что это такое?

– Такой центр.

– Давай, конечно.

Несмотря на то что мы съели суп и к нему рис, а к рису рыбу с приправами, нас по-прежнему окликали продавцы съестного в шляпах-зонтиках, несущие на коромыслах огромные корзины с кальмарами, мясом, устрицами, креветками и ещё чем-то, чему я не знаю названия, и каждый их шаг сопровождался звоном колокольчиков; нам призывно махали руками продавцы кокосовых орехов, а продавцы сладостей бодро катили навстречу игривые, светящиеся разноцветными лампочками тележки.