Евсей Осиновский - Карцерова соната

– Значит так! Давайте без всяких там сюсюканий, – движения его тела перешли из нейтрального степа в воинственный ритуальный танец, – Вы, господин адвокат, нас не интересуете. Мы вас уже давно слушаем, знаем – для кого эти деньги, за что и прочее…, – руки оперативника задвигались, как у боксера, пытающегося обмануть соперника, чтобы внезапно врезать тому в челюсть, – Мы здесь – чтобы задержать Ящерко…

– Простите, вы не представились.

– Капитан Бутеров! – грозно рявкнул мой собеседник.

– Так от меня-то вы что хотите?

– А ничего. Просто не мешать нам!

– Вы мне льстите. Как я могу ВАМ помешать?

– Знак подать ему какой-нибудь или еще что-то…

– Я? Знак?? Да что вы! Да никогда!

Брутал Бутеров грозно свел брови:

– Ну, смотрите!!!

Пошла рутина. Один филателист фотографировал офис, другие пересчитывали «деньги», принесенные Подлючным (как обычно в таких случаях, в свертке были фантики), Фламенко писал протокол, кто-то мило щебетал с двумя девушками-понятыми, остальные постоянно куда-то выходили, входили, что-то говорили по мобильным…

Так продолжалось больше часа. Не лучший час в моей жизни… Я успел мысленно сыграть несколько блиц-партий, прорабатывая различные варианты развития событий. Один другого хуже. Эндшпиль в каждом из вариантов был проигрышным. Хотя и проигрыш проигрышу рознь. Оставалось ждать…

И тут судьба, как тогда показалось, преподнесла мне царский подарок. В лице оперативника Бредякина. Его «хгэканье» и упорное обращение ко мне – человеку, вдвое старше – на «ты» выдавало в нем сельского жителя, каким-то неведомым образом попавшего в филателисты. Жизнь в большом городе, а, как позже выяснилось, еще и написание кандидатской диссертации ничуть не повлияли на поведение и менталитет Бредякина. Как говорится, можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки – никогда…

Один из выходов-входов Бредякина закончился коллапсом. Это если по закону. Но закон не всем, как известно, писан. Не мне – так это точно…

– А кто это сейчас к тебе приходил? – подскочил к моему столу Бредякин.

– А вы с кем сейчас разговариваете?

– Ну, с вами…

– Ну, если с нами, то я понятия не имею, кто ко мне приходил.

– Мужик в синем плаще…

– Повторить?

– Он хотел зайти, но я его не впустил, – повернувшись к Бутерову, сказал Бредякин. Бутеров и Фламенко тревожно переглянулись… У меня где-то ёкнуло… Радостно ёкнуло!

– Он еще там, в дверях? – с надеждой в голосе спросил Бутеров.

– Да нет, сразу ушел…

В этот момент мой телефон зазвонил, показав в качестве определителя лицо Ящерко.

– Ответьте, – велел мне Бутеров.

Я подчинился. А чтобы не было упреков-подозрений, включил громкую связь:

– Алло, я на месте, Вадик.

Голос Ящерко звучал тревожно:

– Та что, меня выгнал ваш… кто-то там… какой-то кент. Всё, я уже уехал.

– Уехал? – с трудом скрывая радость, переспросил я.

– Перед носом закрыл дверь! Кто это там такой… непонятный…?

– Клиенты долбанутые, – переживая за отечественную филателию, ответил я.

– Ни хрена себе! Он взял меня на улице, под дождем бросил и передо мной дверь замкнул!

– Ну, не всегда попадаются вменяемые клиенты… Вернешься?

– Нет! Потом… Может быть…

Мы попрощались.

Надо было видеть лица Фламенко и Бутерова. Они поочередно смотрели то друг на друга, то на Бредякина…

– El Dolboyobo! – проскрежетал сквозь зубы Фламенко, выдавая свое пиренейское происхождение.

– Конченный!! – подтвердил Бутеров, очевидно, понимавший андалусский диалект своего коллеги.

В следующую секунду капитан Бутеров схватил Бредякина за лацкан куртки и толкнул в угол комнаты. Фламенко подпрыгнул к ним. До меня долетали лишь фрагменты их шепота. Ненормативная лексика превалировала. Бредякин виноватым голосом пытался оправдываться: «…Откуда я знаю, как он выглядит?!… Он не представился… А какого…? Надо было дать фотографию…».

В моей душе звучал победный марш из «Аиды». Финита ля кончерто гроссо!! Собирайте манатки, ребятки!

У ребяток было иное мнение…

– Значит, слушайте, – в глазах капитана уже не блестел охотничий азарт, скорее наоборот…, – сейчас мы спрячемся у вас в подсобке, а вы его позовете обратно. Он подъедет, зайдет, и мы его хлопнем!

– Гениально, шеф!! Только он не приедет. Он хоть и не Эйнштейн (я показал рукой в сторону висящего у меня портрета великого физика), но, поверьте, и не идиот, чтобы не догадаться, КТО его не впустил и почему зовут обратно. Подполковник полиции все-таки.

– Ваше дело позвонить и позвать, – как-то совсем не грозно сказал Бутеров.

– Да пожалуйста. Прячьтесь.

Как в мое подсобное помещение площадью полтора квадратных метра смогли поместиться 9 человек – остается загадкой. Я набрал Ящерко:

– Вадик, я еще с полчаса побуду у себя в офисе, потом мне нужно…

– Нет, нет, – перебил меня Ящерко, – я просто хотел спросить… Там человеку надо проконсультироваться… по поводу продажи фирмы. Когда можно к нему подъехать?

– Проконсультироваться?

– Ну, он фирму продает… Или вы не занимаетесь?

– Нет, продажей фирм занимаются риэлторы.

– А… А что за ребята там у вас? С «конторы», что ли?

– Да ну их в задницу! Ну так что, ты вернешься?

– Нет, – хмыкнул Ящерко, – я не приеду. Что я поеду..? Мне все ясно.

– Ну, тогда пока.

Положив трубку, я позвал «засадный полк»:

– Выходите. Как я вам и говорил, он все прекрасно понял и ни на какой контакт уже не пойдет. Выражаясь высокопарно, вы обосрались, хлопцы. Причем, по-крупному. Будут проблемы с начальством – зовите, вам скидки. Как детям и инвалидам…

– Ладно, отложим разговор.

На следующий день мне позвонил Фламенко:

– Нам нужно увидеться. Сможете подъехать в кафе «Элефант»?

Интересно, кто из нас Штирлиц, а кто – его жена?

– Смогу.

Фламенко сидел за столиком один. Правда, за другими столиками сидели и непринужденно ели-пили еще с полдюжины крепких ребят. Похоже, инструкции не меняются со времени Бенкендорфа.

Я подсел к Фламенко.

– Весь – внимание.

– Я что хотел сказать…? Надо все-таки довести операцию до конца. Начальство требует. Мы пробили Ящерко. У него жадность перевешивает осторожность. Он узнавал по оперативным каналам, нет ли какой-либо информации о вашем задержании или тому подобном. А ничего ж такого нет, вот он и успокоился. Если вы его позовете, он приедет и заберет эти деньги.

– Послушай, амиго. Как музыковед – музыковеду в штатском. Моцарт написал больше сорока симфоний. Из них одна – гениальная, одна талантливая, остальные – как бы помягче выразиться… – в общем, так себе. Так это Моцарт, а не срань божья!! Я допускаю, что вы замечательно работаете, и коррупционеров настигает заслуженная кара. Но в данном случае – признайтесь, что вы с Бредякиным… за столом скажу деликатнее – обделались, и отправьте эту операцию в корзину.