Петр Васильев - Долина смерти. Якутия

Человеко-обезьяны переговаривались между собой на своём языке и даже пытались смеяться глядя на меня и показывая на меня пальцами. Меня, они не трогали, но уснуть при них я боялся, поэтому спать мне приходилось очень мало и то только тогда, когда они снова уходили в развалины домов. Я думаю, что они понимали, что я боялся спать при них и давали мне возможность немного поспать, уходя снова в развалины, хотя я видел, что им нравилось греться у костра. Они даже принесли с собой по камню, что бы сидеть на них. Уходя из развалин старого города, я оставил им горящий костёр, и показал, как и когда нужно подкладывать дрова в костёр, чтобы не дать огню потухнуть. Они согласно кивали головами, дав мне этим понять, что они хорошо меня понимают. Но самое главное я показал им как с помощью камней и сухой травы можно добывать огонь. А вот от этого они были просто в восторге. Видимо они не знали, что с помощью камней можно разводить огонь. А за то, что я показал им, как можно добывать огонь, они поблагодарили меня поклоном в пояс, чему я сильно удивился. Глядя на них, я понял, что эти люди когда-то жили в высокоразвитом государстве, так как уже в то время они имели летающие тарелки, которые стояли за пирамидой. Но по какой-то, не зависящей от них причине, они деградировали и уже не помнили, кем они были до этого, раз уже давно забыли, как и с помощью чего можно добывать и разводить огонь. На третий день, к вечеру, вконец обессиленный от недосыпания и недоедания, так как своей пищей я поделился с человеко-обезьянами, когда они приходили к костру погреться. Но когда я собрался уже уходить из долины, человеко-обезьяны пришли проводить меня. Они как почувствовали, что я собрался уходить и притихли, грустно посматривая на меня, а один из них сбегал в развалины и принёс два красивых цветка похожие на наш эдельвейс и показал рукой на вершину горы покрытую шапкой снега. Я понял, что он ходил за цветами под ледник, что бы отблагодарить меня за огонь. Я распрощался с ними и к вечеру третьего дня спустился к озеру и после этого случая я больше не предпринимал попыток найти странных людей. Я бережно нес цветы до самой яранги, что бы подарить их Катерине.

－ Через полгода по их времени я женился на дочери Петра, и она перешла жить в мою ярангу. Однажды, прибираясь в яранге, Катерина нашла трубку с инициалами моего отца. Я покрутил ее в руках, разглядывая выжженные на трубке инициалы. Да, это была трубка моего отца, я хорошо её помнил по аккуратно выжженным инициалам и по точке в конце последней буквы, которую ставил только отец.

－ Неужели я нечаянно положил ее в свой рюкзак, － сказал я Кате.

－ Как же отец там без неё?!

－ Нет, это другая трубка, － сказала Катерина, мой отец говорил, что у того якута, который жил в этой яранге до тебя тоже была трубка с выжженными на ней знаками, которые были похожи на эти знаки.

－ И видимо ещё тогда он потерял её в яранге.

－ Потому что у него быстро закончился табак, и трубка валялась в яранге без дела, он пробовал курить траву, но она ему не понравилась, и он бросил курить совсем, － сказала Катерина.

－ Вот поэтому он и забыл её в яранге, － добавила Катерина.

Я бережно завернул трубку в кусок само-тканного материала и положил её в свой рюкзак, чтобы не потерять снова.

－ Патроны для карабина и тозовки мы давно расстреляли, поэтому занимались только рыбалкой. Правда, иногда в петли попадались олени, но очень редко. Видимо с чёрной поляны их попало сюда не так много, а здесь они не успевали размножаться. Да и вспышка на солнце погубила много животных, когда горел лес. Из крупного зверя там водились только олени, но иногда в петли попадались и косули, видимо они, также как и олени попадали сюда с Земли и тоже с той чёрной поляны, когда переходили через неё. И чтобы хоть чем-то занять себя в свободное от рыбалки время, которого у меня было много, я нашёл себе занятие и попытался отмечать времена года. Но всё оказалось гораздо сложнее, чем я думал. Разделить год по временам года было сложно, потому что на этой планете не было зимы, а раз не было зимы, значит, не было и времён года и если на лугах одни цветы отцветали, то другие тут же зацветали, и так без конца длилось вечное лето. Тогда я начал считать дни, записывая их углем, но и здесь сбился со счету, потому что иногда я забывал записать прошедший день, особенно тогда когда я уходил надолго на охоту. У меня росло двое детей, они были уже большими, а я даже не знал, сколько им лет, так же как двум мальчикам Петра которые были старше моих сыновей, я не знал их возраст даже приблизительно, потому что процесс старения тела, был почти незаметен.

Васька вдруг замолчал, а по его лицу было видно, что от рассказа, но особенно от выпитой водки он сильно устал, поэтому в подробности он старался не вдаваться. Васька посмотрел на пустую бутылку, а затем жалобно на меня. И я снова пошел в буфет. Буфетчица поняв, что я ношу палёный спирт для якутов, окончательно успокоилась и как старому знакомому протянула мне бутылку, заткнутую бумажной затычкой. Я понял, что она тут же в подсобке разливала спирт по бутылкам, скручивая пробки из старой газеты «Труд». А понял я это, потому что когда я подошёл к стойке буфета, буфетчица отодвинула ладонью руки уже готовые пробки, скрученные из старой газеты. Якуты разлили по стаканам водку и, морщась, выпили. Васька долго молчал, но затем продолжил:

－ Я не буду рассказывать вам как я жил на той планете, – это долго, да и вам это не интересно и утро уже скоро, － сказал Васька, посмотрев при этом на часы.

－ Однажды, я пошел к тем камням, ну туда, где я упал на поляну, я уже давно там не был и решил проверить на месте ли камни, да и тянуло меня к ним почему-то. Я не знаю, сколько лет я прожил на той планете, но на вид мне можно было дать лет двадцать, не больше. Я посмотрел на камни и вдруг я заметил, что камни уже начали светиться голубым светом, а вокруг них на высоте десяти сантиметров над землёй, из земли просачивался голубой туман, точно такой же, как на той чёрной поляне в Долине смерти, когда я переходил через неё. Я обрадовался и побежал домой. Дома я быстро собрал рюкзак, взял ружья, всё равно они там не нужны без патронов, а на Земле они мне ещё будут нужны, так как я ещё надеялся увидеть свою палатку, в которой осталось много патронов. Я боялся не успеть, поэтому и торопился на поляну. Я попрощался с женой, с детьми, во мне боролись два противоположных чувства, мне жалко было бросать жену и детей и страшно тянуло назад на Землю. Я сказал Катерине, что я еще вернусь, ведь дорогу-то, на ту планету я уже знаю, но она мне не поверила и сильно на меня тогда обиделась. Я долго не уходил от яранги, не решаясь уйти от семьи, но перебороло сильное желание улететь на Землю. К вечеру я ушел на поляну, к тем камням и просидел там два дня. Дети носили мне еду, они подолгу молча сидели около меня. Мое сердце разрывалось, глядя на молчаливых детей. И я решил, что если я сегодня не улечу, то раскидаю камни по поляне, а сам вернусь домой и навсегда останусь на этой планете. Но я успокаивал себя ещё и тем, что если я сегодня улечу, то я ещё вернусь, так как дорогу сюда я уже знаю. А вот чего я не знал тогда и даже не подумал об этом, через какое время на чёрной поляне появляется голубой луч, с помощью которого я смогу вернутся назад к жене и детям.