Александр Приходько - На празднике жизни. Серия «Ангелы Эво». Книга вторая

– Может, поиски упавшего объекта помогут найти и врата, – предполагает Пашка, искренне желая помочь. – С такой большой командой поисковиков раскроем любые тайны озера.

– Мы уже пытались искать общими усилиями, но из этого получился только скандал, – говорит за всех Усач. – Раз уж предначертано Тонкиходу привести нас к вратам, так пусть он и ищет.

После не долгого общения с пленниками времени Пашка покидает их уютный лагерь и спешит обойти другие стоянки приезжих в заброшенном поселке. Тонкиход остался со своими друзьями.

Андрей все это время продолжает обустраивать свое рабочее место спасателя, чтобы устранить помехи и сократить время подготовки при экстренном вызове. Рядом сидит со стаканом в руке плотник Василий и подшучивает над парнем, который не может сообразить, как лучше пристроить лесенку для быстрого спуска в катер. Недельная напряженная работа закончена, и можно побаловать себя выпивкой прямо тут, созерцая свой труд – величественный помост. От водки настроение у Василия стало совсем благожелательным, но нелепые действия пацана не дают ему покоя:

– Э! Молодо-зелено, как ты лесенку-то ладишь?! Она же через день отпадет! Или ты думаешь, что изобрел новый способ крепежа. Не думай, в плотницком деле уже все давно изобретено. Нового больше ничего нет! Сходи к слесарям. Они сделают тебе две железные пластинки, которыми ты присоединишь лесенку к помосту.

– Да чего ты лезешь в мои дела! – раздраженно отзывается Андрей. – Ты смотри, стакан держи горизонтально своим губам, а то расплещешь. Колотишь свои гвозди, вот и колоти! На большее твои плоские мозги не годятся.

– Это у меня-то плоские мозги?! – без обиды, но с пьяной бравадой возмущается Василий, проводя свободной от стакана рукой по щетине подбородка. – У меня они, как ни у кого, самые объемные. Мне, без объему, никак нельзя. Ты думаешь – плотницкая работа любому сподручна? Ан, нет! Для этого надо уметь будущее изделие воображать в голове и видеть его, как живую картинку, вертящуюся в любом положении. Хороший мастер можем мысленно разложить ее по деталям и собрать.

Выпив из стакана, работник закусывает хлебом и, продумывая слова в защиту своего ремесла, продолжает:

– Самые плоские мозги – у шахматистов. Ведь они лишь по гладкой доске ими елозят. Ни на какие, там, сучочки али пупырышки их глаз не реагирует. И нет им никакого дела до объема! У плотника же другое дело. Когда я строю фигурную крышу, я не просто живую картинку в голове держу, а и верчу ее как карусель, следя одновременно за всеми линиями. А почему? Да потому, что если у меня хоть одна грань, плоскость, горизонталь, вертикаль, параллель, диагональ или угол нарушатся, то конструкция не получится. И не дай бог что-то где-то прогнется, отвиснет, просядет, появится вогнутость или выпуклость – другие мастера засмеют. Для плотника главное чтобы вещь получилась прочной и элегантной. Он – инженер и художник, чувствующий пропорциональность и гармонию линий.

Василий, довольный своей самооценкой, наливает себе еще пол стакана и вместо тоста грустно изрекает важную для себя мысль:

– Плотника, почему-то, все представляют, как забулдыгу, держащегося за стакан. Но пьет он, от душевной тоски, от творческой неудовлетворенности. Нашим объемным мозгам нужен полет. Нам бы дворцы возводить, а суют самую пустяшную работу. Вот и сидим тут, и колотим подмостки для ног, ничего не ведающих о поднебесных храмах.

Как всегда бывает в любом начинании, в хорошо продуманное и спланированное дело вкрадывается непредвиденное обстоятельство. Так и в наш размеренный ход событий врывается непредсказуемость и это совсем не какой-то природный катаклизм, а чисто человеческий фактор, точнее безумное желание славы.

И вот, в дополнение ко всему куролесовскому столпотворению на вершине поляны показывается автомобиль марки «Запорожец» и, заглушая мирские звуки своим ни с чем несравнимым грохотом, лихо скатывается вдоль опушки леса. Объезжая стихийный лагерь, нарушитель порядка углубляется в самую гущу прибрежного кустарника и, словно рычащий танк, теснит кусты и березки, что видно по их трясущимся макушкам. Это своеобразное обособление от всех хоть и произвело впечатление, но не очень взволновало поселенцев: каждый занят своими насущными делами.

Косолапый вездеход тем временем, пробившись сквозь заросли, выскакивает на небольшую полянку и замирает, оставив долгое эхо в окрестных сопках.

– И чего ты тут встал?! – ругается, вылезая из машины, как из скафандра, дама средних лет и внушительной комплекции. Глазки ее злобно сверкают, но успевают мгновенно сканировать всю прилегающую к поляне территорию. – От сюда нас видно!

– Аллочка! Ну, куда же дальше-то? Кругом деревья. Машина же не велосипед, чтобы между стволами юлить, – оправдывается, поднявшийся из коробочки, несуразно скроенный из костей и мышц, водитель.

– Не остри, и не умничай! А то съезжу невзначай! – показывает кулак Аллочка. – Голова твоя не мыслит, ни в прямом, ни в переносном смысле.

– И зачем нам забираться в эту глушь, Аллочка? Чего нам от людей сторониться? Ведь и так ни кому нет до нас дела. Каждый сам за себя, свою славу ищет!

– В том то и дело, что ищет, себе удачи желает, а ты вечно нищий, и душа чуть живая! Да не стой, как старпёр, разжигай поскорее костёр. Я же со вчерашнего дня без горячего.

– Какая ты быстрая! Надо сначала дров нарубить.

– Так иди и руби дубы и буки! Острый топор тебе в руки!

Все свои жизненные неудачи Аллочка, как ласково ее называет супруг, относит на нерадивость и бестолковость Толика, так взаимно она величает своего муженька. Ее трясет и колотит, когда кругом богатеют люди, а она остается, по ее словам, прозябать в нужде. И чем больше, обделенная счастьем, женщина думает и мечтает о богатстве, тем сильнее ее охватывает отчаянье и тоска, и часто хочется выть от своей безысходности. Ее злость переросла в умение выражаться стихами, когда простые слова не могут выразить накал ее негодования.

Работают они с мужем в одной жилконторе. Толик слесарем-сантехником, а она – кладовщицей, и не видят в своей работе никакой перспективы продвижения по службе. Ее удручает инфантильность супруга, его нежелание что-либо предпринимать для блага семьи. Ответственность принятия решений ложится на слабые женские плечи и, на свой страх и риск, приходится вести семейную лодку через бурный океан жизни, хотя капитаном считает себя Толик, как имевший дело с морской службой.

Но все ее попытки изменить что-то в судьбе, приблизиться к жирующей прослойке новых русских, ни к чему не привели. Мелкая коммерция после многих неудач и промахов – разочаровала. От кустарного производства по ночам в чулане была перспектива стать горбатым, но не как не богатым.