Анатолий Агарков - Лялька. Психологично! Трогательно! Прекрасно!

– Я не напрашиваюсь, но вашему торжеству не хватает именинницы.

Подвыпившие парни вскакивают из-за стола с изумленными лицами. Суетятся: не знают куда посадить, чем угостить – вобщем, жуть! – будто пойманы с поличным на месте преступления.

Зязев наливает в стакан водки. Оля от водки отказывается. Пива? Пива можно. Оба хватают по трехлитровой банке и оставляют нас одних.

– У вас весело, – замечает гостья.

Было…. – мелькает у меня в голове.

– Может, чаю пока? – предлагаю.

– Нет, спасибо, Анатолий.

Она, наблюдая за мной, слегка склоняет голову набок – на лице обворожительная, чуть застенчивая улыбка.

– Значит, ты хочешь со мной встречаться? – как-то бестактно я это ляпнул и тут же пожалел. И как теперь выпутываться? Вряд ли стоит говорить, что я пошутил.

Она смотрит в мои глаза, хлопая ресницами и покусывая губу.

– Тебе надо время подумать?

Вот черт! На вчерашнее намекает. Я краснею и не могу отвести глаз от ее красивого рта, скульптурно очерченного пухлыми губками.

– Можешь не отвечать. Просто подумала, что нужно прийти и рассказать, как было и чем закончилось.

Ох, ни фига себе! Девица-то не проста. Я ведь почти не знаю ее.

– Тебя заводит, что такой я порочный в рассказах девчонок общежития?

– Нисколько. Думаю, сама разберусь, что к чему.

Мне что-то сегодня не хватает слов. Кажется, впервые в жизни.

– Я не хотел тебя обидеть.

– А я не обиделась. Слезы это так – пропуск на вход.

Я смущаюсь и краснею.

– Мне хочется тебя поцеловать.

– Это ответ на мое предложение? Тогда можно чай.

Безуспешно пытаюсь скрыть улыбку.

– Слушаюсь, ваше величество.

Готовлю чай, и за это короткое время мои мысли и чувства резко меняются. Я принял решение – буду встречаться с этой девушкой: не хочу уступать ее комиссарам. А с ГК поговорю и объясню – жизнь есть жизнь: когда-нибудь нам все равно придется расстаться. Сложив на груди руки, подсознание качает головой: «Ой, быть грозе!»

У нас по-прежнему не закрыта дверь, но в нее стучат. Вернулись парни с пивом, и еще купили целый ворох копченых спинок минтая. Пробовали? С жигулевским – отпад!

– Кто сказал, что романтика умерла? – вопит Зязев, допивая водку, и предлагает играть в жмурки.

Мы сдвигаем стол, завязываем ему глаза и мечемся по комнате, гавкая, хрюкая, мяукая…. Короче, балдеем, как в детском саду.

И тут Серый Волк выпрыгнул из куста на расшалившихся поросят….

Без стука в комнату врывается Гончарова. Ой, как она орала!

Зязеву:

– Пьяница залетный! Пошел вон отсюда!

Поньке:

– Тюхтя бесхребетная! Всегда у председателя наповоду!

Оле:

– Малолетка шалавая! Я тебя выгоню из общежития!

Мне по щекам – левой-правой, левой-правой:

– Бабник! Бабник! Бааа….

Она орала и рыдала, будто самоистязалась.

Что говорить? Семейная драма, да и только.

Все исчезают, ГК уходит, бабахнув дверью. Я ложусь в постель и сразу же засыпаю глубоким, но беспокойным сном. Много информации для размышления? Да.

Просыпаюсь среди ночи отчаянно голодным. Кем бы заморить червячка? Во всех тумбочках пусто. Только у Сазикова в литровой банке домашнее варение из облепихи. Я его прям через край, запив водой из графина. Снова в кровать и спать.

Ясности мышления нет и утром. Впопыхах собираюсь на военку – не умывшись, не побрившись, даже не позавтракав. Все равно опоздал – батарея стоит на разводе. Через стеклянные двери знаками командиру первого отделения – Валера, доложи за меня: я в секретную часть за чемоданом.

Мне нужно многое обдумать, и лучше это сделать наедине с самим собой и своими мыслями. Но первая пара самоподготовка, и командир взвода (т.е. я) на лобном месте под прицелом тридцати пар любопытных глаз. У меня портится настроение – хотя, казалось: куда же еще? В висках стучит кровь, не давая сосредоточиться.

Черт возьми, цепь совершенно неожиданных событий, и получилось то, что имеем. Я не смогу (не сумею?) сделать вид, что ничего не случилось. Сердце болезненно сжимается – какой неожиданный поворот судьбы. Подумать только: на весы брошены карьера и честь. Как поступить, сохранив самоуважение? Болезненна и неприятна мысль, что я не в силах ничего изменить.

Вспомнилась Оля – Господи, как она? А ведь я предупреждал: держись от меня подальше. Тупо пытаюсь придумать слова, которыми смог бы все объяснить. Но еще не уверен, что у меня вообще хватит смелости к ней подойти после такого.

В аудитории что-то творится – народ переглядывается, перешептывается и во все глаза глядит на меня. Гул возбужденных голосов становится все громче и громче.

Меня это начинает доставать.

– Хотите заняться строевой подготовкой? Тогда засуньте свои языки….

Перемогли первый час, потом перерыв. Я все сижу за кафедрой. Вначале второго часа уступаю место дежурному:

– И чтоб я в гальюне слышал, как у вас мухи летают.

Покурил, заглянул в зеркало и – да етижь твою мать! – буквально закипел от негодования. Думаю, мое подсознание в ту же секунду хлопнулось в обморок. Вот стервецы! Вот над чем они потешались битый час в аудитории. У меня на усах с обеих сторон прилипли две горошины облепихи.

Хочется весь взвод положить поперек колен – у меня возникли серьезные планы на их задницы. Подсознание солидарно – вернувшись из обморока, причмокивает губами и просто светится от предвкушения экзекуции. Оно подпрыгивает, как ребенок, которому пообещали мороженое.

Короче, не в шутку злой помчался в аудиторию. Ох, не фига себе – там уже начальник строевого отдела Довгань. Он пыхтит, глядя на меня:

– Взвод шумит на всю кафедру, а командир где-то шляется!

– Виноват, товарищ майор – живот прихватило.

– Если еще хоть писк услышу…, – он скрывается за дверью.

Злости моей как не бывало. Похоже, и у подсознания отобрали мороженое. Мы вместе хмурим брови:

– Что же вы, братцы, а?

Кафедральная тишина лопнула громовым хохотом. Тут как тут свирепый Довгань:

– Да вы что, издеваетесь? Ну-ка, встать! Выходи строиться!

Следующие полчаса мы самоподготавливались на плацу.

День заканчивается – близится роковой час, когда я озвучу принятое решение. Сегодня понедельник – в 20—00 в Красном Уголке заседание студсовета. Подсознание мое в печали. «Остановись, что ты делаешь!» – умоляет. Что? Как будто у меня есть выбор. Мысленно посылаю его куда подальше.

День выдался долгим – сплошные нервные потрясения. И, наконец, финал!

Я здороваюсь с ребятами как обычно, но за моим внешним спокойствием скрывается море чувств. Сажусь в председательское кресло, хмурюсь, собираясь с мыслями. «Почему ты это делаешь?» – рыдает подсознание. «Делаю, потому что могу!»

– Уважаемые коллеги, вынужден сделать заявление. В виду сложившихся обстоятельств слагаю с себя полномочия председателя студсовета. До разрешения конфликта или перевыборов мои обязанности будет исполнять замполит Подкорытов Сергей Геннадьевич.