Андрей Рощектаев - Верховный Издеватель

И задорно-зло вспомнилась Кириллу, вроде бы, некстати фраза об Отце Небесном: "…Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных". И ещё бы добавить: "на тех, кто уже приговорён, и на тех, кому Он пока милостиво дозволил ещё сколько-то пожить… некоторым, правда – без ног…" Другу Ромки 12-летнему Данилу полностью оторвало ступню и половину голени.

Авария, как акула, особенно любит откусывать конечности.

А что с Ромкой? С Ромкой-то что!? В реанимации. Тяжелейшие открытые переломы ног. Сделали операцию. Никого к нему пока не пускают. Но лежит он вроде бы в соседней, детской больнице – всего через квартал отсюда.

А Марина, его мама – буквально в соседней от Кирилла палате. Тоже – левая голень пополам. Зубы выбиты, рёбра сломаны.

А уж самая странная судьба – у тех, кто спал: уснули здоровыми, ничего не видели, во сне потеряли сознание… "очнулись – гипс!". Первое время, как признавались, реальность трудно было отличить от кошмара. "Надо бы хорошенько проснуться: второй раз уже по-настоящему!" – говорил сосед Борис.

Слава Богу, баки при авариях взрываются почти исключительно в голливудских фильмах, так что в реальности всё обошлось без взрыва. Но даже и без него травмы были страшные.

Самые тяжёлые – у двух женщин: одна от черепно-мозговой травмы впала в кому, у другой от перелома позвоночника отнялась нижняя часть тела. Кажется, это была та самая, которая говорила с Натальей Сергеевной о будущих путешествиях.

Кирилл, как это ни странно, отделался только сотрясением мозга и сильными ушибами – переломов не было. "Даже стыдно перед остальными!" – невесело усмехнулся он про себя в промежутках между приступами тошноты. Вот есть вестибулярный аппарат в голове – от его травмы мир начинает качаться и валиться куда-то. А есть, оказывается, вестибулярный аппарат веры – и от его травмы внутренний мир начинает качаться и валиться куда-то. "Меня и от удара тошнит… меня и от Бога вашего тошнит".

Что-то я такое узнал в лавре – но дорога из меня это знание поспешила выбить. Что-то уже совсем начало было склеиваться – и сломалось в самый последний момент. Да, это как у БГ:

Ехали мы, ехали, с горки на горку -

да потеряли ось от колеса!

Вышли мы вприсядку, мундиры в оборку -

солдатики любви, синие глаза…

Как взяли-повели нас дорогами странными,

вели да привели, как я погляжу:

сидит птица бледная, с глазами окаянными…

Что же, спой мне, птица – может, я попляшу!

Все мы чётко знаем внутри себя, что с нами никогда ничего не случится . Есть в нас такое чувство, как невозможность беды – видимо, атавизм пребывания Адама в раю. Катастрофы в нашей жизни так же невозможны, как война на Украине. Этой истины, разумеется, нет в катехизисе, но в подсознании она записана настолько глубоко, что, когда она рушится, у многих, как в домино, сыплется… Символ Веры.

Как же Он нас обманул!? Нарушил контракт? Мы прекрасно знаем, что никакого контракта не было и не могло быть. Но где-то же в подсознании у нас это сидит – что Он что-то нарушил. Что-то очень-очень важное для нас. Жизненно важное. И такого вероломства мы не ждали.

А может, это, наоборот, мы, не заметив, что-то нарушили? Точнее, предпочли не заметить. Что-то очень-очень важное для нас. Обращаясь к Нему, мы, как в зеркале, видим себя? И "Его вероломство" – это наше вероломство. По отношению к самим себе, в первую очередь.

Но нас это почему-то совсем не утешает!

Плоть-то на нас болит. Много чего в жизни человек не понимает, "но плоть его на нём болит, и душа его в нём страдает" (2).

– Нас немножко провернули через мясорубку и расфасовали по палатам, – спокойным голосом рассказывал кому-то по телефону сосед Борис. – Да, сейчас приживаемся на новом месте. Уже завтрак был…

На следующий же день, только почувствовав, что, вроде, уже может ходить, Кирилл "смылся" сразу после утреннего обхода и пошёл бродить по палатам – навещать "всех наших" (вообще-то ещё несколько суток, как минимум, ему категорически запретили вставать!). Не сразу, но нашёл Марину. Та очень обрадовалась – улыбнулась… неузнаваемо-беззубым ртом:

– Вот ведь. Жизнь сначала показала нам красоту, а потом и нас самих… очень уж разукрасила! Ну, ладно, чего уж там роптать. Как говорится, до свадьбы заживёт! Правда, новая свадьба кому как, а лично мне уже не грозит, но поговорка всё равно хорошая. Вот, может, к ромкиной свадьбе у меня всё заживёт.

– Да нет уж, что вы, ра-аньше! Вон к свадьбе Кирилла, например, – сказала соседка по палате в бандажном "испанском воротничке".

Даже невесёлая ирония – и та как-то ободряет. Вот уже и получше стало. Ну, самую малость.

– А нам ведь ещё дважды повезло, если так подумать! Автобус и в воду не свалился, и не загорелся. Так на мосту и повисли – на этом заграждении. Так что это нас ещё Бог спас! – подхватила третья участница аварии.

– Мы все здесь сломанные лежим. Поломатые, как дети про игрушки говорят. На починке. Видимо, зачем-то так надо было. Съездили в Москву, в Лавру – чудная была поездка… а на обратном пути все сломались. Ничего – починят, соберут. Ну, а зубы мы уж пока считать не будем, не до того! – Марина снова улыбнулась, видя, как Кирилла смущает её когда-то красивое лицо… теперь ставшее цвета сливы и с пустым старушечьим ртом (в 37 лет!).

Кирилл, впрочем, знал, что и он "очень красивый". Шишка на лбу, совершенно неправдоподобная – этакая гротескная деталь театрального грима! – на порядок превосходила всё, что он прежде знал в жизни о шишках и напоминала разве что слегка притуплённый рог.

– А где водитель? – спросил Кирилл. – Он же, наверное, тоже пострадал?

– Да, говорят, он с переломами. Но мы даже не знаем, где он. Кто-то сказал, его охраняют. Будут судить… бедный человек! – вздохнула Марина.

– А я бы предъявил иск не водителю, а Богу, – почти серьёзно сказал Кирилл. – Мы вообще-то к Нему ездили: так сказать, в Его юрисдикции находились, а Он не обеспечил нашу безопасность! Не пожелал, видите ли!

– Знаешь, не ты первый мечтаешь с Ним судиться. – сказала Марина. – За три тысячи лет до нас это уже делал Иов. Так что на самом деле всё не ново .

Всё не ново, всё не ново:

всё уже было в книге Иова! -

как написал какой-то поэт… уж и не помню, кто.

– Утешительно, – скептически пробормотал Кирилл.

"Ремонтные работы по восстановлению человеческого остова. Все эти штыри, растяжки – есть что-то общее со строительным делом… По крайней мере, лучше так думать, чтоб не испытывать омерзения от всех этих приспособлений, предназначенных для живого тела: оно-то, в отличие от стройматериалов, всё чувствует.

Здесь мы похожи на спутанных проводами людей-батареек из "Матрицы". Да и вообще, чем тебе не Матрица? Всё, что мы в жизни делаем, так мало похоже на то, что мы хотели бы делать! Больница – прямо какая-то утрированная схема всего нашего существования. Точно: " Ехали мы, ехали с горки на горку, да потеряли ось от колеса ". Ехали, полные надежд, строили какие-то планы на будущее, столько всего могли бы сделать! А что сейчас делаем?.. даже не то, что боремся за жизнь – а просто пассивно разрешаем нас спасать. Вставить в нас оси. Какой у нас ещё выбор-то?