Александр Семенов - Жизнь как жизнь

– Андрей, а что бы тебе такую ногу не сделать? Гляди, Антоха ходит и руки у него свободные.

– Какую ногу Алёна? У Антохи нога ниже колена оторвана – он коленом на деревяшку опирается. А я чем буду опираться? Этим двадцатисантиметровым обрубком? Мы вот с ним сговорились, да еще надо Алёшку Колесова подговорить, ехать в военкомат, требовать, чтобы нас на протезный завод отправили. Антон видел в Юрьевце мужика на новом протезе, разузнал у него всё.

– Ну так и съездите. Вот как машина лепромхозовская поедет в райцентр, так и съездите. На следующей неделе мужики уехали в райцентр, достучались в военкомате до самого высокого начальника. Тот пообещал выхлопотать им направление в Кострому. Вернулись мужики обнадеженными, привезли с собой водочки и сели у Сазоновых праздновать.

– Ну, давайте, фронтовики, выпьем за то, чтобы не обманул начальник! – поднял стаканчик Андрей.

– Да, поди, не обманет. Капитан все-таки офицер боевой.

Долго сидели друзья по несчастью, вспоминали фронтовые случаи. Фантазировали, как будут ходит на фабричных протезах. На работу можно будет устроиться, не всё на заднице сидеть.

–Да, я , вроде работаю. – заметил Андрей, – но что это за работа напильником ширкать.

– Тебе повезло. У других и такой работы нет. – возразил Андрею Алексей.

Не обманул военкоматовский начальник. В конце августа вызвали всех троих в Кострому на обследование и замеры култышек. Процедура оказалась долгой. Замеры сделали, поставили на очередь, сколько таких горемык было. Только в начале следующего лета пришел вызов на примерку протезов.

Протез был легкий, красивый: в низу алюминиевая труба с резиновым наконечником, чтобы не скользило, к верху расширялся. Место, куда вставлялась культя, было отделано мягкой кожей, два широких ремня были прилажены к протезу, чтобы перебрасывать их через плечи. Они должны были удерживать протез на культе. А ещё дали два белых , мягких как пух носка. Носок этот надо было надевать на культю, чтобы не натереть, а зимой, чтобы тепло было.

– Вот теперь буду учиться ходить на протезе. На заводе то, только показали, как его надевать и крепить. Предупредили, чтобы постепенно привыкал к нему.

– Научишься.

Долго Андрей осваивал свою «деревянную ногу» : то в паху до крови разотрет, то конец культи начнет кровоточить. И только когда снял аккуратно кожаную накладку на раструбе протеза, срезал с внутренней стороны деревяшки сантиметра полтора, приладил на место кожу, ходить стало легче. Замерщики на заводе видимо что-то напортачили. Вот так и закончились посиделки Андрея под навесом рядом со своими чурбанчиками и наковаленками. Пошел Андрей не остановишь: то по деревне прошвырнётся, то на гараж за речку в магазин за хлебом сходит, то, глядишь, и вдовушку какую навестит.

Алёна опять была на сносях: среди зимы должна была разродиться. Не то, чтобы Сазоновы очень хотели ещё ребенка – но коль бог так распорядился, значит, так тому и быть. Аборты в ту пору властями не поощрялись, да и внутренний мир не позволял насильственно избавляться от дитя. В канун нового года родился мальчик – восьмой по счету ребенок в семье. На этот раз без споров и обсуждений назвали его Степаном. Хорошо, что няньки Нюрка с Глашкой уже подросли. Нюрка то уже в шестой класс ходила, Глашка – в третий. По дому уже всё сами делают, а летом вместе с матерью в лес по грибы и по ягоды, да и на сенокос годились. Лешку еще в лес не брали – мал, будет только канючить. А вот под надзором отца полить в огороде – его забота. Васятка подрос – бегает по избе, топочет ножонками, а то в проулке и кур гоняет, тоже при деле.

Алёна на колхозную работу практически не ходила – только в страдную пору бригадир давал ей наряд на посевную, сенокос да пашню. На скотном дворе работать баб хватало. Мужиков вот только не было: те, что с руками и ногами в леспромхозе работали – лес пилили. Лесу в ту пору много надо было валить – отстраивалась страна. Пацанва, которая родилась до войны, подросла, тоже работали, кто на полях, кто в лесу. Дела всем хватало. Лошади в деревне появились, выбракованных в армии стали по колхозам раздавать. Даже трактор один появился: с большими металлическими задними колесами и огромными шипами по ободу. Когда трактор проезжал по деревне, ребятня, как собачонки, стаей бежали за ним и верещали. Молодые ребята, что призваны были в конце войны, всё ещё в армии служили. Кадровых военных война повыкосила. Вот молодые и ждали, когда подрастёт новое поколение. А девчонки, что до войны подростками бегали, созрели, их молодое нутро любви требовало, а женщины, вышедшие замуж перед войной, и оставшиеся в лихолетье вдовами того же хотели. Вот и шли нарасхват и малолетки и мужички женатые.

Андрей, хоть и без ноги, но по мужской части ещё крепок был. Вот и не доходил он частенько с гаража, где работал, до дому. Перехватывала по дороге какая-нибудь молодая горячая вдовушка – не только ублажит мужика, но и водочкой попотчует. Красота! Алёна пыталась урезонить мужа, указывала ему на кучу копошащихся в избе детей. Да где там.

– Ни у кого я не был. С мужиками после работы на пилораме посидел, выпили понемногу.

Но сладкая жизнь притягивала как магнитом. Не только на часок– другой задерживался благоверный на работе, но и ночевать иногда не стал приходить. Лопнуло терпение Алёны. С мужем разговаривать бесполезно. Решила пойти к Нинке, где чаще всего застревал Андрей.

– Нина! Что ты творишь? Зачем мужика с панталыку сбиваешь? У нас ведь детей мал-мала меньше куча целая.

Нинка выслушала Алёну, а потом выдала:

– Если твой мужик живой вернулся, так думаешь он тебе одной принадлежать должен? Не подумала каково нам недолюбленным, недоласканным живётся. Устали мы по ночам на стенку лазать от безумного желания. Корову вон и ту хоть раз в году к быку водят. А мы вдовы, чем хуже? Не убудет от твоего Андрюхи – и тебе и нам хватит, а от детей мы его забирать не собираемся. Нам хоть вечерок иногда с мужиком побыть, и того хватит. Вон Катька Анисимова никого не привечает, так почернела вся бедная, а я и другие вдовы – так не хотим. Так что живи спокойно, Олёнка! Да и нам не мешай!

От таких слов Алёна остолбенела, не нашлась, что ответить Нинке, постояла ещё несколько минут у порога, да и пошла домой. Дома, сидя у печки, всё переваривала слова Нинки. Говорила она не только за себя, но и за других вдов, немерено наделанных войной. Решила смириться, лишь бы не спился Андрей, да от неё и детей не отвернулся.

Вскоре после войны начали в лесах вокруг Рымов, Торзати да Тимошино лагеря, как грибы, появляться. Сгоняли в них мужиков наших, по каким-то причинам в плену оказавшихся. Сроки им давали немалые. Заключённые лес валили, кряжевали, а готовые брёвна на железнодорожную станцию «Сухобезводное» на машинах возили. Оттуда составами отправляли на стройки, да шахты.