Николай Ольков - Собрание сочинений. 5 том

Парень быстро нашелся:

– Какой я грабитель? Да и что грабить? Дядя сказал, что от жены прятал несколько бутылок водки, все обыскал, только одну нашел.

– Где она? – живо поинтересовался сторож.

– Вот, – он вынул из кармана бутылку и похвалил себя, что на всякий случай припас.

Сторож возмутился:

– Тогда какого хрена тут стоять? Пошли ко мне.

Вышли, Родион закрыл оба замка, а сторож был уже у своей будки.

– Иди сюда, – позвал он, пряча бутылку за пазухой, чтобы кто из водителей не заметил.

Парень махнул рукой:

– Нет, пей один, меня друзья ждут.

В автобусе он восстановил все, что произошло. Старик в темноте бокса не мог разглядеть его лицо, а потом Родион все время старался держаться спиной к воротам. К тому же вязаная шапочка, которую он быстро опустил на глаза, хорошо его укрыла. Сторож сейчас выглотнет этот пузырь и навсегда забудет, кто его угостил.

На рынке купил джинсовый костюм и спортивные туфли, за углом переоделся, старую одежду бросил в крапиву. В тот же день уехал в деревню.

Давно ли в милицейском уазике увозили Родиона Бывакина по этой дороге, а как многое изменилось! Поразился, что придорожные увалы, когдато гудевшие спелым колосом, заросли бурьяном. На заливном лугу, где он пацаненком вместе с друзьями возил копны сена к стогу, который умело укладывал дядя Ваня Лопушонок, было безлюдно, в разных местах сиротливо торчали копны. А тогда густо стояли стога, и с дороги, с вышины, могло причудиться, что ктото большой и сильный так расставил их по лугу.

На зоне, которую начальство называло воспитательной колонией, осужденного определили в восьмой класс, он ухватился за учебу, как за спасение от безделья в свободные от работы часы. Именно тогда возникали карты, появлялся странный дурманящий табак, возникали кемто спровоцированные драки. Родион уходил в свободный класс и читал книги из большого пыльного шкафа, тут и застала его учительница литературы и русского языка Анна Викторовна.

– Бывакин? А я заметила, что книги в шкафу меняются местами, значит, ктото же их переставляет? Что читаешь? Бунина? Странно, – она с улыбкой смотрела на паренька. Он ответил односложно:

– Нравится.

– А что тебе в нем нравится? – не унималась учительница.

– Не знаю. Читаю, и мне хорошо, забываю, что в неволе.

– Сколько тебе лет, Бывакин?

– Семнадцать, – ответил Родион и смутился.

– А сидеть еще?

– Много…

Она обняла его за голову и прижала к груди:

– Бедный мальчик!

Бывакин быстро высвободился:

– Вы что, Анна Викторовна, а если ребята увидят?

Анна Викторовна смущенно улыбнулась:

– Что ж ты такой пугливый? Ни разу девушек не обнимал?

Родион промолчал. Он все еще ощущал на своей щеке ее мягкую грудь и ласковые пальцы на шее.

– Бывакин, я живу в доме по ту сторону забора. Купила шкаф, а собрать некому. Ты мне поможешь?

Родион улыбнулся, он до сих пор не бывал «по ту сторону», казалось, что это недосягаемый, запрещенный ему мир.

– Кто меня пустит? – обреченно ответил зек.

Анна Викторовна обрадовалась:

– Ты согласен? Я договорюсь. Мне начальник разрешит.

Родя огляделся по сторонам:

– Анна Викторовна, только чтобы никто не знал, засмеют.

Она сказала после урока, что в шесть часов он должен быть у проходной. Воспитатель в группе будет знать и не потеряет.

Бывакин подошел к проходной, Анна Викторовна подала дежурному бумажку, тот кивнул и напомнил:

– В девять быть на месте, иначе побег. Понял?

– Он все понял, – ответила за него Анна Викторовна.

Прошли вдоль забора, повернули на асфальтированную дорожку, вошли в подъезд двухэтажного дома. Анна Викторовна открыла квартиру, пропустила гостя и включила свет. Большая комната, кровать, шкаф, кресла.

– А что собирать? – спросил Родион.

Анна Викторовна подошла к нему и ладошками осторожно коснулась щек:

– Бывакин, ты такой славный, такой красивый. Вот полотенце, в ванной титан подтоплен, помойся горячей водой, а я тебе белье чистое приготовлю, – она опять крепко его обняла.

Парень пытался сопротивляться:

– Анна Викторовна, нас позавчера в баню водили.

Она отпустила его, чмокнула в щеку, взяла под руку:

– Пошли, я открою тебе воду, глупенький.

Родион помылся и насухо обтерся полотенцем. Чистые трусы и футболка, спортивные штаны лежали на табуретке. Оделся, снял крючок, вышел. Анна Викторовна уже была в светлом халатике, цветную косынку мяла в руках.

– Бывакин, Родик, ты такой большой, настоящий мужчина. Голодный, правда?

Родион ответил:

– Нет, нас в обед кормили.

– Родик, обними меня, я совсем про другой голод…

…В половине девятого звякнул будильник.

– Я включила, чтобы ты не опоздал. Я бы ни за что не очнулась. А ты? Родик, милый мой, я тебе не нравлюсь? – с придыханием спросила Анна Викторовна.

– Нравишься. Только я тебя стесняюсь, – смутился Бывакин.

Она опять крепко его обняла:

– А в постели ты был настоящим мужиком, не особо стеснялся своей жертвы.

Парень окончательно потерялся:

– Простите, если что не так. В другой раз другого вызовите.

– Родик, милый ты мой, да ты мне люб и приятен, ни на кого не променяю. Да, вы с ребятами про женщин говорите? – вдруг спросила Анна Викторовна.

– Бывает, – пожал плечами Бывакин.

– А ты про нас не рассказывай. Я тебя часто буду вызывать. Начальник колонии мой дядя. Я с мужем развелась, жить негде, вот он и предложил, работу и квартиру. Родик, милый, тебе нравится со мной?

Парень не знал, что сказать, ему не с чем было сравнивать, помолчал, пытаясь осмыслить, что случилось с ним за эти два часа, улыбнулся:

– Я не помню почти ничего.

– Родик, зови меня Аннушкой, когда мы одни. Согласен?

Родион кивнул.

– Ну, что же ты такой упрямый! Ты же мужчина, Родик, сильный мужчина, а я твоя рабыня здесь, в этой комнате. Ну, не молчи, милый, – и принялась целовать его в губы, в шею, в грудь.

Он чувствовал, что помутилось в голове, подхватил женщину на руки, крепко прижался к горячему телу:

– Аннушкой буду звать, обнимать и целовать буду до безумия, ты такая сладкая, такая вся…

Он бежал эти триста метров, как никогда не бегал, потому что надо было пересечь границу между Аннушкой и тюрьмой не позже девяти. Вскочил в проходную, караульный улыбнулся:

– Как шкаф? Собрали?

– Какой шкаф? – задохнулся зек, потом спохватился: – Собрал. Шурупов не хватило.

– Молодец! – засмеялся караульный, совсем молодой офицер. – А с шурупами у тебя все в порядке. Я живу рядом с Анной Викторовной, она хорошая женщина, ты плохого не думай.

…Бывакин вернулся из приятных воспоминаний. Аннушка приезжала к нему на свидания каждый месяц, но их не оставляли одних, только в присутствии надзирателя. Даже поцеловать ее он мог только при встрече и при расставании, тогда надзиратель снисходительно отворачивался. А теперь надо написать ей письмо, чтобы приехала к нему в город. Летом у учителей обычно отпуск. Только как писать? Там же все знают, что он сбежал. Нет, Аннушка всеравно выпытает у своего дяди правду и будет рада весточке.