Роман Фомин - Теория квантовых состояний

Анатолий после этих слов совсем повесил голову. Сумбурно доносил Никанор Никанорыч, однако догадался я, что пользовался Толя университетским инструментом для починки домашнего своего шифоньера. Сконфузился Толя, выходило будто он и за инструментами бегал, и пытался через Олег Палыча проталкивать заявку только ради личных своих нужд, не кафедральных. Чушь конечно это была. Ну пользовался и пользовался, кто же не пользуется рабочим инструментом в личных целях. Я Толю знаю не первый день, и то, что кафедрой нашей живет он, и болеет за университет было для меня непреложно. Анатолий расстроился всерьез, задело его открытие это за живое. Он тяжело вздохнул.

– Да черт с ним, с инструментом, – сказал Анатолий. – Жили без него и дальше проживем. Мне за державу обидно, поймите вы.

– Как же не понять, Анатоль Саныч. Мы все понимаем. Неправильно все это, негоже так-то.

Никанор Никанорыч поднял с пола портфель. Прежний обтертый саквояжик с замками-закладками. Он, похоже, был неотъемлемой частью Никанор Никанорыча, наравне с мятым костюмом и пыльными ботинками.

– А мне ведь Борис Петрович про вас рассказывал. Без вас говорит, не было бы всей этой котовасии с нейронными сетями. Так и заглохла бы, истерлась в тетрадке его.

Я заметил, что Анатолий чуть просветлел после этих слов, хотя и старался не подавать виду. Он направился к своему столу, к нам то есть с Никанором Никанорычем.

Мастер, конечно был Никанор Никанорыч, своего словоблудского дела. Уж и не знаю как выходило у него, и напустить туману, и запутать и тут же вовремя найти подходящее словцо, чтобы человека подбодрить. Благодарен я ему был в тот момент за Толю.

– Может, для умиротворенья? – вдруг искательно обратился Никанор Никанорыч ко мне.

Анатолий отреагировал быстрее меня. Размашистым шагом, он прошел к своему столу, и, потеснив Никанор Никанорыча, извлек из ящика прозрачную бутылку, а с ней три двухсотграммовых граненых стакана с пожелтевшими стенками.

– Вот, други! Как раз на такой случай припасены, родные, – сказал Анатолий, пододвигая стул от соседнего стола. Про свое детище – стул недочиненный – он и не вспоминал.

– Да мы и сами, с усами, – снова неподобающе захихикал Никанор Никанорыч.

Он живенько справился с замками на своем портфеле, и, покопавшись, выпростал из тесного нутра еще бутылку. Но то было лишь начало. За водкой последовали перочинный ножик с зеленой пластмассовой рукояткой, два пупырчатых лимона и целлофановый пакет с запотевшими овощами. Я различил внутри огурцы, помидоры, нарезанный хлеб. Никанор Никанорыч, по всему видать, готовился загодя.

Перестав шарить в портфеле, Никанор Никанорыч закрыл его, приставил к ножке стула и удовлетворенно поглядел на нас с Анатолием.

– Ну что, други, как изволил выразиться Анатоль Саныч, приступим?

Вместо ответа, Анатолий широким жестом смел со своего стола все разом бумаги на пол.

– Приступим!

Сразу желал бы сделать я оговорку, что совсем не любитель я спиртного. Кроме того, совершеннейше хотел бы избежать впечатления, что такое на кафедре любимого моего университета происходит частенько. Это не так. Иногда случается, конечно, чаще с какими-то празднованиями связано, получением научного звания или же юбилея, если решил сотрудник справить его на кафедре. Ну а в этот день некоторый энтузиазм был связан с перенапряжением моральным, когда требовалось понизить эмоциональный градус. От исследований уже голова шла кругом, надо было устроить себе передышку. Хотя и отдавал я себе отчет, что завтра будет мне не очень хорошо, однако же очень хотелось расслабиться, избавиться от не столько физического, сколько морального дискомфорта. Завтрашняя утренняя лекция моя была простой, без изысков.

Возлияния наши продолжались до глубокой ночи. Попивая водку из желтостенных граненых стаканов, мы похрустывали малосольными огурчиками, и, как водится, мололи языком. Предмет пересудов в этом случае отступает на второй план, уступая место самому процессу спора. Мы поочередно крыли руководство, все равно какое, утюжили положение дел в мире. Анатолий, устрашая нас с Никанор Никанорычем нетрезвым басом, доказывал нам свою точку зрения, совпадающую, между прочим, с мнением правительства:

– Закон – вот что главное! Закон! А губит нас, други, коррупция. Гоголь еще пытался предостеречь нас. Гоголя почитайте, там все есть.

– Позвольте выразить замечанье! -кричал Никанор Никанорыч, брызжа слюной. – Николай Васильич, он, известное дело, как в воду глядел, тут не поспоришь. Да только не предостерегать он нас пытался, милостивый Анатоль Саныч, не предостерегать. Факты всего-навсего он констатировал. В его-то времена на Руси коррупции нисколько не меньше было, а куда поболее.

Бывало и я вмешивался, когда уж больно в крайности впадали Анатолий с Никанор Никанорычем. Не люблю я крайностей. Компромиссный я человек.

Потом Толю захлестнуло вдруг волной самобичевания и мы с Никанором Никанорычем дружно его успокаивали.

– Вот смотри, Борь, и вы смотрите Никанор Никанорыч. Образование вроде одно и тоже, родители, социальные условия все схожие. Все проходили эти восьмидесятые и девяностые криминальные, выживали, подстраивались, перестраивались. Образование одинаковое получали, в одних институтах учились. Даже книжки наверняка одинаковые читали. А вот чувствую я, как будто есть области, в которые мне, дорога закрыта. Смотрю я на наши с Борисом статьи, на расчеты. Все вроде бы понимаю. Понимаю как реализовать в стенде, как считать результаты, из каких предпосылок исходим понимаю. Но вот как доходит до следующего шага – сижу, глазами хлопаю. Толкового ничего не могу предложить, – Анатолий подпер тяжелую голову ладонью. – Еще в начале, когда мы только начинали ковыряться в нейронных сетях, что-то я предлагал, помню…

Анатолий внезапно замолчал, задумчиво и остекленело уставился в темное окно. Бритое большое лицо его под воздействием алкоголя, чуть вытянулось, щеки обвисли, лоб и скулы покраснели. Закусывая, он неудачно брызнул на себя помидориной и испачкал сине-полосатую рубашку. И теперь сидел унылый, крупный, с пятном, и меланхолично корил себя.

– Ну подожди, Толь, – говорил я. – Ерунду ты конечно говоришь. Объем работы по разработке стенда больше, чем вся математическая составляющая. А если сейчас разберемся с вероятностями, то работы еще прибавится. Ты уже итак аспиранта себе взял на практику. Ожидай, что еще потребуются. Меньше задач не будет.

Встревал Никанор Никанорыч:

– Раскисли что-то вы, Анатоль Саныч. Как справедливо стыдит вас Борис Петрович, нету никакой пользы в одних только теоретических выкладках. Что их, на хлеб намажешь что ли? Если не забыли вы еще минимумы свои по философии, критерием истинности теории выступает практика. Борис Петрович в тетрадях своих конечно понаписал немеряно, однако же, нисколько не умаляя его вклада, только когда это будет положено на практическую основу, так сказать, когда результат станет не просто логически предсказуем, но со всей очевидностью получаем, можно будет говорить о какой-то действительной новизне. Так что переживать и киснуть тут нечего, Анатоль Саныч. Являете вы собою совершеннейший пример практический составляющей в теоретической гипотезе, столь же необходимой и обязательной, как посиделки с физиками-математиками.