Роман Фомин - Теория квантовых состояний

Параллельно в голове моей зрела маленькая революция. Я решил предпринять некоторые самостоятельные усилия по поиску Никанор Никанорыча, более не желая покорно уповать на его стохастически распределенную манеру объявляться. Теперь у меня была зацепка – Балу. Имя из сна о Бильгамешу. При его произнесении, я вспоминал лишь «Маугли» Киплинга, поэтому в понедельник вечером я отправился с кафедры не домой, а в учебное здание номер три, в котором во-первых размещались общеобразовательные кафедры «Истории» и «Философии», интересовавшие меня в меньшей степени, а, во-вторых, расположилась университетская библиотека. Библиотеки присутствовали в каждом учебном здании, но в третьем была профильная, на тему истории и философии. В ней я надеялся отыскать информацию о героях своего видения в каком-нибудь в меру подробном историческом справочнике.

Вечер выдался спокойный. Погода стояла ясная и я шел подскальзываясь на утоптанных дорожках, размышляя одновременно о жизненном цикле квантовой вероятности и этимологии имени Балу. Я по-прежнему не принял для себя окончательного решения в отношении реальности моего сна о Вавилоне. Для меня тот опыт был совершенно реальным, осязаемым, в нем не было ни грамма от обыкновенной затуманенности и изменчивости сновидения. Я помнил отчетливо каждый шаг и даже чувства, страсти, одолевающие Бильгамешу. Таких подробностей не умеет передать даже современное кино. При этом Балу запомнился мне вовсе не рядовым человеком из окружения Бильгамешу. Если здесь Никанор Никанорыч представлялся этаким заурядным чиновничишкой, с залысиной, выпивающим; то там, насколько уловил я противоречивые страхи Бильгамешу, отношение к Балу было благоговейным. В его честь был возведен храм, он почитался, да и ощущался настоящим божеством.

Так я размышлял пока топал до третьего университетского корпуса. Высокое пятиэтажное здание располагалось буквой П, с длиннющей перекладиной и короткими ножками, занимая чуть не целый квартал. Оно было старым, сталинской строительной школы и веяло от него некоторой советской обветшалостью, время как-бы застыло здесь. Помимо упомянутых кафедр «Истории» и «Философии», здесь находились старейшие вузовские кафедры – моторостроительные и аэродинамические.

Я показал вахтеру пропуск преподавателя, сдал пальто в гардероб и прошел через коридор к лестнице. За несколько лет, что я не бывал в третьем корпусе, тут не изменилось ничего, даже пожилой вахтер был тем же самым.

Библиотека с читальным залом встретила меня тишиной и малолюдьем. Я постоял с минуту наслаждаясь почти осязаемыми тишиной и спокойствием.

Пожилая библиотекарша в вязанной шерстяной кофте и толстых очках навскидку предложила мне пару книг по истории Древней Месопотамии, мифологический словарь и отправила рыться в картотеку, которая представляла собой деревянный комод с десятками квадратных ящичков с вывешенными алфавитными указателями на каждом. Из этой кладези, я выудил еще пару томов, после чего очень довольный удалился со стопкой книг за крайний угловой стол просторного читального зала и углубился в чтение.

К моему удивлению, информация об имени Балу отыскалась очень быстро. Гораздо быстрее чем я ожидал и это меня несколько даже оглоушило. До того момента всякие мои попытки выяснить что-либо о Никанор Никанорыче оканчивались нечем. Я, правда, и взялся-то за него как следует только что. Итак, Балу.

Радость сменилась разочарованием через четверть часа. Балу, Баал, Ваал, Баал-Хаддад, Баал-Зебуб, Веельзевул, Вельзевул, Велиар. Я штудировал все производные от Балу, любезно предоставленные мне справочником и не находил ничего, отличного от «культ, имевший распространение…», «один из божеств хтонической традиции…» и так далее в том же духе. Имеет упоминание у греков, аккадов, семитов, финикийцев, сирийцев, египтян. Я начал сбиваться со счета. Разве за этим я пришел?

По правде сказать я сам не знал, что искал. Реально ли отыскать в исторических справочниках лицо, жившее в каком-то там тысячелетии до новой эры? Лицо, потенциально здравствующее по сей день и ничуть не страдающее от собственной древности, а, напротив, потешающейся надо всем окружающим изменяющимся миром. Не говоря уж о том, что само присутствие этого лица в древности тоже было под большим вопросом. В конце концов, я видел всего лишь очень реалистичный сон.

Я обратился к имени Бильгамешу. Тут было побольше информации, все ж таки Гильгамеш стал нарицательным именем и героем целого шумеро-аккадского эпоса. Но официальная история никак не связывала его с Вавилоном, а помещала в древний город Урук и в итоге опять уходила в мифологию и его разногласия с богами. Никакой связи с Балу. Почертыхавшись еще какое-то время с «…нарицательным обозначением некоторых богов, свойственным многим народам…» я собрал тома аккуратной стопкой и понес сдавать. Ничего из моей попытки не вышло. Как был, так я и остался у разбитого корыта. Разве только убедился, что где-то там, в древней Месопотамии мелькали эти имена, и даже приблизительно в одно и то же время.

Время было уже позднее, близился час закрытия читального зала. У стола библиотекарши собралась очередь на сдачу книг и мне пришлось в нее встать. Почти сразу же за мной встал высокий тощий обритый наголо мужчина, лет пятидесяти, сдававший судя по всему тонкую книжицу, которую он небрежно вертел в длинных узловатых пальцах.

Я сначала не обратил на него внимания, пока не заметил, что он пристально изучает один из моих томов. Библиотекарша куда-то запропастилась. Я подождал немного, предполагая, что худой незнакомец обратится, но он продолжал вертя головой таращиться на книгу, поэтому я спросил сам:

– Простите, что вас так заинтересовало?

Он вздрогнул, пронзительно посмотрел на меня и губы его при этом растянулись в кривую извинительную улыбку:

– Да нет, ничего.

У него был приятный, низкий, с шероховатостью голос.

– Меня исключительно заинтриговали книги, которые вы сдаете. Нечасто увидишь людей вашей специальности, интересующихся мифологией.

Я не успел еще сообразить о том, откуда он знает о моей специальности, а он уже исправился:

– Племянник одного моего… не соврать бы… клиента, о! учится в нашем университете. Вы читали свои то ли «Автоматы», то ли «Операционные системы» его потоку. Он ткнул мне на вас пальцем в фойе седьмого корпуса.

Я еще раз повнимательнее пригляделся к нему. Вытянутое бритое лицо с резкими чертами и почти прозрачными серыми глазами. Я обратил внимание на его лысину, особенную, без неровностей и проплешин – чистая блестящая голова.

– По-вашему, образцовый инженер должен интересоваться только математикой, физикой и программированием? – пошутил я, продолжая его разглядывать.