Александр Муромцев - Предварительное следствие

Конечно, лазая по лесам с металлоискателем, можно было нажить неприятности, а то и жизнью заплатить, но Жека судьбу не старался не искушать. К явно опасным штуковинам не прикасался, и никогда ничего не пытался поджечь или подорвать. Так и существовал.

Привязался было новый участковый. Заявился как-то утром и давай расспрашивать. Жека к такому повороту событий подготовился давно. Металлоискатель на виду не держал, находки прятал на специально подобранном месте за деревней, а особо ценные в тайничке в подполе. На виду валялось несколько насквозь проржавевших касок и винтовочных стволов. Их-то участковый и обозревал со всей ментовской подозрительностью. Жека тут же вынес ему из дома документик – благодарность от училки за пополнение школьного музея экспонатами, участковый и отвял.

Три дня назад судьба вновь подкинула сюрприз, после которого Жека и запил на радостях.

Решил он с раннего утра смотаться на разведанное прошлым летом грибное место, чтобы за один раз затариться на всю зиму. Не успел приехать – наткнулся на внедорожник, а в нём жмурик. Кто его и за что, было непонятно. Вокруг никого. Только-только начинало рассветать. Жека, смекнув, что никто его не видит, сорвал лопушок, через него взялся за рукоятку, открыл переднюю пассажирскую дверь и бочком присел на сидение. Покойников он не боялся, но рассматривать подробно лицо убитого не стал. Быстренько обшарил бардачок, там ничего, кроме бумажек не было. Нащупал в кармане пиджака мобильный телефон, на котором было написано не нашими буквами «Верту». Латиницу Жека, вспоминая школьные уроки, освоил, торгуя немецкими находками.

Из внутреннего кармана пиджака Жека, стараясь не запачкаться кровью, вытащил толстенный бумажник. Часы и перстень снимать не стал, побрезговал, слишком они заляпаны кровью. Успокаивая себя, что мёртвому уже всё равно ничего не нужно, осторожно прихлопнул дверцу.

Больше Жеку ничего не держало. Словом, уже не до грибов. Он быстро вернулся к мотоциклу, уехал из леса и направился к своему особому месту.

Это совсем недалеко от их деревни, на пригорке. Один его склон обрывом уходил к реке. Оттуда не подойти. Со всех других сторон пригорок огибало старое русло реки, сейчас всё заиленное и непроходимое. Так что попасть сюда можно только по одной полевой дорожке, которая просматривалась километра на три. Это и было укромное место, где Жека разбирал свои находки. Всё негодное сразу поглощало болотце, туда же при опасности можно было скинуть и весь навар.

Бумажник из мягкой бордовой кожи не порадовал. В нём лежало водительское удостоверение на имя какого-то Садакова, четыре пластиковых карточки различных банков, на которых латинскими буквами напечатана та же фамилия. Денег нашлось до обидного мало. Всего двадцать три тысячи. И какая-то пластмассовая коробочка-футлярчик. Видно, этот мужик расплачивался банковскими карточками. Как это делается Жека видел, но для него этот путь слишком опасен, и он это хорошо понимал.

Деньги перекочевали в карман к Жеке. Бумажник с удостоверением и карточками, с усилием согнув их пополам, Жека запихнул в пустой снарядный стакан, хранимый под корнем березки для такого случая. Туда же он хотел запихнуть и футлярчик, но решил его рассмотреть получше.

Колпачок футляра легко снялся и обнажил металлический контакт. Жека вспомнил, что похожую штуку он видел в поликлинике у медсестры, которая в регистратуре колдовала за компьютером, записывая на приём Жекину мать. Она ещё как-то смешно эту штуку называла в разговоре с другой медсестрой, но Жека не запомнил. Значит, эта вещь тоже может стоить денег, нужно только поподробнее разузнать. Футлярчик погрузился в тот же карман, что и деньги. Оставался телефон. Необычные грани угловатого корпуса ярко отсвечивали золотом. Таких Жека никогда не видел и решил его всё же придержать, и показать Сергуне.

Он встал, сжимая в руке тяжелый снарядный стакан, размахнулся, что есть силы, и зашвырнул его в самую топь. Жижа чавкнула, принимая подарок.

Больше здесь делать нечего. Жека сгонял на мотоцикле в город, накупил спиртного, пива и закуски и поехал домой. В сельском магазине он решил с деньгами не светиться, чтобы избежать лишних разговоров.

Жекин трехдневный пир прервала мать. Она ещё в дверях начала ругаться, обзывая неблагодарным, и другими обидными словами. Жека как мог оправдывался и уверял, что выпивать он прекращает, деньги как с неба упали, грех было не отпраздновать. Желая утихомирить мать, он отдал ей пятитысячную бумажку. Мать деньги убрала и уж было собралась уходить на свою половину, но остановилась у притолоки и с чувством выдала:

– Горе, ты горе. Одно слово безотцовщина, научить некому. Упал тебе фарт, ну и сиди тихо, как мышь под метлой. Оглядись, всё ли ладно. А ты за стакан, и ханку глушишь. Сявка ты ещё, сявка и есть.

Жека притих, понимая, что мать говорит от сердца. Правда словечки у неё те ещё. Сказывался трехлетний лагерный опыт. Мать загремела тогда за растрату в магазине на отсидку, а Жека в интернат, пока его не забрал к себе оттуда дед.

Мать, махнув рукой, ушла, а Жека крепко призадумался. Хмель в нём всё ещё бродил, но пора было остановиться и действительно разузнать в городе, нет ли каких разговоров про труп и машину.

Климов, погружённый в раздумья, до районной больницы дошагал, не заметив расстояния. Пришёл в себя на ступенях главного корпуса. Сделав над собой усилие, Игорь внутренне собрался, настраиваясь на работу со свидетелем. Сунув в окошко проходной удостоверение, Игорь выяснил, где сейчас больной Иванов. Сказали, что уже перевели в общую палату. Второй этаж, налево, палата двадцать один.

В палате на шесть человек все места были заняты. Лежачих оказалось всего двое. Остальные или сидели на своих местах, или бродили между коек. Имелись и двое посетителей, выделяясь на фоне застиранных халатов яркими летними одеждами.

Петровича Игорь не сразу узнал. Бинты укутывали верхнюю часть головы, а лицо состояло из здоровенных синяков, окаймлённых нездоровой желтизной. Досталось ему по полной программе.

Рядом с Петровичем на белом стульчике расположилась крупная нарядная дама. На тумбочке у кровати лежали апельсины и кульки с печеньем и конфетами. Петрович, увидев Игоря, узнал его и поздоровался. Дама насторожилась и строго глянула на Игоря. Тот поздоровался и представился даме. Оказалось, что это жена Петровича. Ей позвонили из деревни и сообщили о несчастье с Геной. Она и примчалась. Позвонили, небось, те старушки с повадками цереушниц, с которыми Игорь и Куницын вчера общались.

Разговаривать с жертвой нападения при таком числе болельщиков Игорь не мог. Поэтому, обратился с просьбой войти в положение, и обождать, немного в коридоре. Народ не возражал и потянулся к выходу. Встал даже второй лежачий больной, объявив, что ему как раз надо в туалет. Даму пришлось попросить второй раз, после чего она с явным неудовольствием вышла.