Роман Добромиль - Проза

– Что с тобой? Заговорил, прям как поэт.

– Милая, я всегда был в глубине души поэтом. Это, словно родничок пробивалось изнутри и, наконец, пробилось. Я вознесу тебя на высоты Парнаса, напою светлой влагой источника Кастальского.

Петр Вениаминович привстал на колено и, прижимая правую руку к сердцу, левую протянул к жене. Вера Сергеевна обняла мужа.

– Хороший ты мой, ласковый. Что мне с тобой делать?

– Радость моя, дай, пожалуйста, денежку на опохмел, плохо мне.

Вера Сергеевна разочарованно вздохнула.

– Нет уж, милый. С сегодняшнего дня я тебе денег давать не стану. Не хочешь сам бросить, так я тебе помогу.

– Верочка, голубушка ты моя… – запричитал муж.

– Нет, нет, нет. И не проси. Не дам. Иди лучше на работу.

Петр Вениаминович уселся на табуретку, обреченно опустив голову.

– Петя, не корчи из себя страдальца. Пойду, Витьку разбужу, опоздает в институт. Да и мне на работу пора.

Родственники разошлись, оставив Петра Вениаминовича в сквернейшем расположении духа и тела. «Может, действительно получится бросить?» – подумалось ему. Налил себе чаю. «Иж ты, галион. А почему бы и нет? Пойду хоть почитаю вместо выпивки». Петр Вениаминович направился к книжной полке и вытащил старую книгу о пиратах. Но, как только раскрыл, на пол выпала «тысечерублевка». Петр Вениаминович стоял, недоуменно смотря на банкноту, а банкнота смотрела на него, – освободителя из тесного плена страниц. Позабытый недавно соблазн с новой силой принялся стучать изнутри остолбеневшего мужчины. И достучался. «Я немного, маленькую возьму, и все», – думал он. Наспех одевшись, быстрым шагом устремился к ближайшему магазину. Банкнота на этот раз оказалась во влажном кармане брюк. По соседству с ней валялись хлебные крошки. Она почувствовала себя неуютно в непривычной грязи и сырости. Кроме того, потная рука постоянно сжимала ее в кармане, от чего было тяжело дышать.

В ликероводочном отделе Петр Вениаминович купил бутылку водки. Банкноту положили в пластиковую коробку, и со скрежетом задвинули в ящик. «Тысячерублевке» было не привыкать находиться в полной темноте. Сообразительная от рождения, она уже усвоила, что это нормальное состояние для ей подобных. На удивление, здешние соседи были разговорчивы. Они пытались выспросить подробности ее жизни, при этом ничего не сообщая о себе. Купюра ответила, что рассказывать нечего, сама, мол, недавно вышла из-под печатного станка. После этого, разочарованные деньги ее оставили в покое, и наступила привычная тишина.

***

Спортивный автомобиль летел по улице, обгоняя другие машины. За рулем сидел, молодой парень двадцати семи лет, слегка навеселе. Звали его Вадим Кронов. В свои годы он имел все: богатый родитель щедро одарил сына, отдав ему в управление ночной клуб. Делами заведения занимался коммерческий директор, а Вадим лишь распоряжался доходами. В машине он был не один. Рядом сидела девушка. Зеленоглазая, пухлогубая, красотка, какие обычно и находятся вблизи состоятельных мужчин. Чуть наклонившись вперед от внутреннего напряжения, в связи с лихим вождением спутника, она всей душой желала скорее добраться до места, чтобы прекратилась эта сумасшедшая гонка. Неожиданно Вадим остановил машину.

– Разве приехали? – спросила девушка.

– Нет. В магазин зайду.

Вадим подошел к ликероводочному отделу. Долго всматривался в ассортимент, и, наконец, выбрал. Открылся ящик, и несколькими купюрами, вместе с нашей героиней, продавец отсчитала сдачу.

Вадим вернулся в машину и тут же открыл коньяк. Отхлебнул прямо из горла.

– Вадик не надо, нельзя ведь за рулем, – увещевала девица. – Приедем, там и выпьешь.

– Мне все можно.

– Если остановят?

– Кто? Менты что ли? Продажные все. Сотку суну, он еще и спасибо скажет. Хочешь, проверим?

– Не надо.

– Какая ты у меня пугливая. Запомни, сейчас ты с Вадиком Кроновым, а значит, ничего не бойся. Ясно?

– Ясно.

– Тогда вперед в бассейн, купаться.

Машина с пробуксовкой рванула с места.

На сей раз «тысячерублевка» лежала в бумажнике. Неудобно подогнулся уголок. Присмотревшись, она разглядела рядом незнакомые купюры, зеленого цвета. В облике читалось непонятная, учитывая достоинство в сто единиц, напыщенность, даже надменность. Банкноте не хотелось выказывать интерес, перед высокомерными соседями, но любопытство оказалось сильнее.

– Добрый день, – обратилась она. Простите мое любопытство, но я еще не встречала таких денег. Кто вы?

Ближайшая купюра взглянула на «тысячерублевку», словно наступила в грязь.

– Sorry, I don"t understand.

– Вы иностранки? Вот здорово. Добро пожаловать к нам…

Стодолларовая банкнота прекрасно поняла вопрос, она просто не желала разговаривать с недостойной, по ее мнению денежной единицей. Важная американка отвернулась и замолчала.

Снаружи слышался шум воды и смех. Попав к богачу, в окружение недоброжелательных денег, наша героиня испытывала дискомфорт.

Она ощущала себя третьесортной бумажонкой, пригодной лишь для туалетных нужд. Тоска по уборщице и ее простому кошельку, зеленой волной, нахлынула на банкноту. Купюра не отказалась бы сейчас и от тесной книги.

Спутницу Вадим высадил по дороге домой, пообещав позвонить, а сам отправился спать. По вечерам он всегда отсыпался, чтобы ночью бодрствовать в ночном клубе. Установленный порядок соблюдался на протяжении вот уже нескольких лет. И менять его Вадим не собирался. В его роскошной квартире служанка Надя в очередной раз протирала пыль, когда появился хозяин. Вадим вообще очень нетерпимо относился ко всякого рода грязи, и выходил из себя, если, например, обнаруживал, где-нибудь в углу признаки нестерильности.

Приехал он в плохом настроении. Лег на диван. Откровенно говоря, он всегда приезжал в плохом настроении и никогда не здоровался. Надя, девушка из провинции, давно примирилась с таким положением вещей. Она лишь старалась хорошо сделать работу, не вызывая раздражения своим присутствием. Хозяин любил одиночество, и Надя, когда он был дома, старалась не показываться на глаза.

– Надька! – раздался крик из комнаты.

Надя тут же прибежала. Вадим сидел на диване с горящими от злости глазами, держа двумя пальцами, раздавленную бабочку.

– Откуда здесь эта тварь? Я тебе, за что деньги плачу?! – взревел он.

Надя растерялась и не знала, что ответить.

– Через полчаса, чтоб духу твоего здесь не было!

– Вы меня увольняете? – спросила сквозь слезы Надя.

– Нет, я тебе зарплату повышаю. Конечно, увольняю. Вот тебе выходное пособие.

Вадим достал из бумажника пятисотенную купюру и протянул всхлипывающей девушке.

– Но это же очень мало. Вы мне уже месяц не платили.

– Извини, родная, больше не заработала.