Ирис Зимбицка - Рассказы из женского приюта. Дорога в темноте

Ум Нур принадлежала к числу тех людей, которые больше слушают, чем говорят. В уголках ее проницательных глаз собрались тонкие лучики морщинок, какие бывают у веселого человека. И, если постараться, можно было представить себе, как она смеялась в молодости. Возможно, в силу своего положения, на красивом лице ее теперь лишь изредка проскальзывала тихая улыбка, однако веселый огонек еще не погас в ее глазах. Бывшая учительница школы, Ахлам свободно говорила по-английски и сначала самостоятельно изучала финский, а позже записалась на языковые курсы для эмигрантов. Можно было только удивляться энергии и целеустремленности этой женщины, которую не сломили ни война, ни пережитые потрясения. Муж ее погиб через год после начала второй Иракской войны. Столкновения сил партизанов с оккупационными войсками не прекращались в Багдаде и других городах со дня вторжения в Ирак войск коалиции. Однако Ахлам потеряла своего спутника жизни не от пули оккупантов. Его машину подорвали, и он сгорел заживо.

После казни Саддама Хусейна в две тысячи шестом году военные противостояния не только не ослабли, но усилились. Предполагаемого оружия массового поражения, послужившего официальным поводом для военных акций, развернутых в Ираке, у Саддама не нашли, однако это не помешало учинить над ним смехотворный суд, напоминающий скорее фарс, чем акт правосудия. В то же время в городах бушевала стихия, вылившаяся в вандализм и мародерство. Обострилась и раздувшаяся, как мыльный пузырь, вражда между двумя ответвлениями Ислама – суннитами и шиитами. Подавляющее большинство шиитов на юге страны творило ничем не оправданные бесчинства по отношению к своим братьям суннитам, а те соответственно не оставались в долгу. Горели машины, взрывались мечети, на улицах то и дело находили изувеченные трупы людей. Казалось, миру и любви уже не место на этой вековой земле. Снова горел древний Вавилон, как это уже было тысячи лет назад, когда была утеряна бесценная библиотека этого города-государства в Междуречье, и призраки шумеров витали над обугленными улицами. И хотелось вспомнить нетленные законы Хаммурапи, некогда царившие на этой земле.

Ахлам и ее муж жили в Багдаде, где они получили большую трехкомнатную квартиру по программе, основанной Саддамом Хусейном для помощи молодым семьям. Супруг ее был исследователем в биологической лаборатории, а также читал лекции при университете. Кроме того, в отличии от самой Ум Нур, он принадлежал к мусульманам-шиитам, что сыграло немаловажную роль в дальнейшей судьбе женщины, поскольку в смерти его безо всяких, впрочем, доказательств обвиняли вооруженную банду суннитов. Принадлежность к двум противоположным ответвлениям Ислама, тем не менее, не помешала Ахлам и ее супругу создать крепкую семью и родить троих детей. Ум Нур была родом из Эль-Фаллуджи, прославившейся своим активным сопротивлением суннитов и партизанской войной против оккупационных сил. Родственники ее супруга проживали в Эль-Куфе и позже переехали в Багдад, обзаведясь хорошим жильем и весьма доходным бизнесом. Как вспоминала сама Ум Нур, до начала этой кровавой бойни браки между суннитами и шиитами были самым обыкновенным делом. Война не только уничтожила так называемого диктатора, стерла с лица земли исторические города, убивала и калечила, – что хуже всего, эта война внесла раскол в общество и семьи обыкновенных иракцев. И если раньше кто-то мог недолюбливать другого за резкие выражения или привычку долго засиживаться в гостях, то теперь это переросло в настоящую ненависть на религиозной почве, как это произошло в семье нашей героини.

Родственники Ум Нур со стороны мужа после его гибели стали относиться к ней весьма враждебно, ведь теперь не оставалось того маленького связующего звена, которое могло бы примирить их. Разделенные на суннитов и шиитов, они больше не желали принимать друг друга. Ахлам часто приходилось слышать от свекрови: «Это вы убили моего сына!» И в это многозначительное «вы» она вкладывала столько личной ненависти к своей невестке, что, казалось, оно относилось непосредственно к ней.

Одной лишь ненавистью со стороны шиитских родственников вся эта история не закончилась. Так, однажды утром на дороге у мечети соседи нашли бездыханное тело ее брата, накануне оставшегося на ночную смену. Работавший хирургом в районной больнице скорой помощи, он, по всей видимости, возвращался домой пешком, когда на него напала (конечно же, предположительно, поскольку найти преступников в таких случаях не представлялось возможным) вооруженная банда шиитов. Тело его было изуродовано, заметны были следы пыток. Его молодое лицо распухло и посинело от побоев, одежда была изодрана, крепкая грудь проломлена, и из нее сочилась, а позже застыла темной лужей, кровь. Трудно было передать всю трагедию той минуты, когда соседка позвонила в дверь и потащила Ум Нур к месту происшествия. Ахлам не верила тому, что слышит до последней минуты, пока собственными глазами не увидела тело.

Она ненавидела оккупантов, ведь это они затопили ее страну реками крови, для нее они были вроде варваров или монголов, совершающих набеги на культурные цивилизации своего времени, однако принять подобное зверство от своих же братьев-мусульман она была не готова, ведь это означало остаться в полном одиночестве. Это было предательством! С замиранием сердца думала она о том, что бессердечные мерзавцы, истязавшие ночью ее брата, возможно, каждый день проходили мимо нее по улицам. И, возможно, теми же руками насыпались на прилавки магазинов овощи и фрукты, которыми она кормила своих детей.

У Ахлам было трое детей, и после потери мужа брат стал единственной поддержкой и опорой матери-одиночки. Несмотря на то, что он был самым младшим в семье, и к моменту смерти ему едва исполнилось тридцать, молодой доктор никогда не забывал о своих обязанностях перед сестрой. Теперь его не стало, и она осталась совсем одна. Каждый день с огромным риском для жизни она отправлялась на работу в начальную школу, где работала учительницей английского языка. Овдовевшие, как и сама Ахлам, двое ее сестер бежали вместе с детьми в Иорданию. Они не раз звали ее, но, упорная и несгибаемая, она не желала покидать землю своих предков. С тихой ностальгией в глазах рассказывала она нам о своей жизни до войны.

– Я ездила на работу на такси, в обед мы с сотрудницами пили кофе в небольшом кафетерии напротив школы, на праздники мы отправлялись всей семьей к родственникам в Эль-Фаллуджу. Мы были счастливы…

Эти ее слова «мы были счастливы» глубоко запали мне в память. Ну конечно, такое ровное, тихое счастье, которое мы не замечаем и начинаем ценить только тогда, когда его больше нет, другими словами не опишешь. «Мы были счастливы» – за этими словами скрываются все неприметные мелочи жизни: небольшая пекарня за углом, куда непременно посылались утром дети за свежим ароматным хлебом таннур (известным арабским лавашом, запеченным в глиняной печи), рядом продавец кебаба, а также магазин с арабским кофе. Все это было простыми доступными радостями, когда за широким низким столом, уставленным мелкими снедями для завтрака, обговаривалась всякая всячина, а по вечерам можно было покурить на балконе наргиле. Этого больше не было. Теперь разговоры были только о войне, вражде, ненависти.