Гай Себеус - Тайна царской короны. 12 новых скифских сказок

И вот однажды произошёл конфуз, нелепая случайность.

Рэстэг, сын предводителя арктов, стащил гривну, чтоб подробно рассмотреть, как она работает. Не навсегда, на время. Но без спроса.

В краже немедленно обвинили единственное существо, которое можно было заподозрить – девочку-служанку. Рэстэг испытал огромные страдания, когда отец всей силой своего гнева обрушился на неё:

– Ах ты, маленькая воровка! Немедленно верни украденное!

Чёрные глаза девочки, устремлённые на Рэстэга, налились слезами и стали совсем светлыми от блеска. Но он молчал, решив, что теперь уж поздно сознаваться. Признание в краже унизило бы мальчика, опозорило бы навеки. Это было совершенно неприемлемо для гордого сына бессмертных арктов.

Девочка тоже могла рассказать правду, она видела, как он возился с гривной. Но она молчала. Может, знала, что ей всё равно не поверили бы.

– Да ты просто бессловесное животное! – вскричал, наконец, взбешённый отец, когда понял, что ему не удастся преодолеть её молчание и гривны уже не вернуть. – Вон! Вся ваша порода – прочь из нашего города, если не хотите, чтоб я приказал уничтожить вас!

Рэстэг отчаянно пытался помешать несправедливой расправе:

– Почему ты так говоришь? Ты ведь не уверен, что украла она!

– Мой мальчик, молчи! Ты просто не знаешь! – сокрушался отец. – Да они ведь умеют превращаться в волков! Представь: превратилась и побежала домой. И после этого гривны на ней уже не видать. А её звериные мысли даже нам, арктам, недоступны!

Спасение чести его, величественного бессмертного аркта, слабой, презираемой изгнанницей потрясло Рэстэга. Девочка спасла его просто так. Он никогда не обращал на неё внимания и даже имени её не знал.

Тогда, чтобы выразить всю безмерность своей благодарности, Рэстэг решил отдать ей самое ценное, что мог – гривну. Это было справедливо. Ведь она пострадала именно из-за её пропажи.

– Возьми, храни её, не обижайся. Благодаря ей, у твоего народа будет всё хорошо. Как звать-то тебя?

– Бирэг, волчонок, – улыбнулась девочка. Похоже, она до конца так и не поняла ценности дара.

– Мог бы и не спрашивать, – пробормотал мальчик, глядя, как волчья стая исчезает вдали. В руке у него остался только липкий леденец, полученный в обмен на подарок.

…Как только гривна равновесия покинула народ арктов, их жизнь оказалась разрушена, а сами они превратились в бездомных Седых Странников, белыми облаками бродящих по небесам.

И однажды Рэстэг захотел вернуть гривну своему народу. Тем более что той самой Бирэг уже давно не было на свете, ведь она не была бессмертной!

И вот час настал.

…Когда белый конь с чудным всадником спустился с горизонта прямо перед ней, скифская девочка-замарашка, так здорово умеющая превращаться в волчонка, совсем не испугалась.

Рэстэгу не составило большого труда выменять гривну обратно. А девочка, явно, желала поскорей с ней расстаться. На прощанье он спросил:

– Звать-то тебя как, волчонок?

– Бирэг, – невнятно ответила та, сладостно перекатывая во рту леденцы, полученные за драгоценную гривну.

– Как?

…И многие-многие годы вмиг пронеслись перед взором Рэстэга, связав два события в один узел.

Вскоре народ, умеющий превращаться в волков, исчез из скифских степей, пропал насовсем. Говорят, всё из-за маленькой воровки Бирэг, отдавшей гривну равновесия.

Но не стоит грустить.

Зато на небе, среди безмятежно проплывающих Седых Странников, теперь царит мир и постоянство.

Только старые, очень старые сказочники знают эту историю.

Но то ли была она на самом деле, то ли выдумана – никто про то не говорит. А вот упросить рассказать её стоит. Может, повезёт, и сказочник согласится.

И то, если застанешь его за исполнением грустных мелодий на скифской свистульке-корине. Тоненько льётся мотив из глиняного горлышка, словно ручеёк струится. Высвистывает невиданное да неслыханное.

…Была у стариков-родителей единственная дочка Опойя.

Бедные были старики. Имелось у них в хозяйстве всего-то: баран да овца, петух да курица. Но они всегда разбогатеть мечтали. И вот настала пора дочку замуж выдавать.

Посватался к ней сын соседский, Скил. Собой статный да весёлый. Но, к большой досаде родителей девушки, такой же бедняк, как и они сами.

Уж и так они дочку отговаривали, и этак. А та всё ни в какую:

– Люб мне Скил, не нужно мне богатство, мне он надобен!

Осерчали родители.

– Пусть, – говорят, – сперва докажет твой Скил, что способен прокормить тебя и ваших будущих детей. Вот если принесёт обеденную чашу золотых монет – отдадим тебя замуж. А нет —другого жениха, побогаче, тебе отыщем.

– Откуда ж он добудет монеты золотые? – всплеснула руками Опойя. – Он же простой кузнец, клинки для скифских воинов куёт, а не монеты чеканит!

Но родители не отступаются, на своём стоят. Сами прожили в бедности, так хочется, чтобы хоть дочка любимая недостатка ни в чём не знала.

Затосковали влюблённые. Но делать нечего. Не принято было у скифов поступать против воли родительской.

Ушёл Скил в чужие земли на заработки. А куда – никому не сказывает. Только невесте своей шепнул, что нанялся у моноцеросов овечьи стада пасти. А те ему полновесными золотыми платили.

Моноцеросы в меловых пещерах, как птицы, гнездились.

Лапы у них были как ноги человечьи, а клюв губами заканчивался. Которыми очень удобно было высасывать птичьи яйца, лягушачью икру и …мозги из черепов.

Для пропитания они большие стада овец держали, а пастухов из бедных людей нанимали.

Сытые моноцеросы умели издавать своими трубчатыми губами такие печальные мелодии, что овцам-то – ничего, а люди до беспамятства заслушивались. Пели эти твари чистыми женскими голосами. Пели о жизни, о смерти и о таинственных перекрёстках.

Что за перекрёстки это были, никто не знал. Но песни были очень печальные, поэтому все слушатели обыкновенно плакали, а после …память теряли!

Вот раз вернулся Скил с заработков домой – золотую монетку принёс, второй, третий. Так вскоре половина обеденной чаши золотых монет насобиралась. Взмолилась тогда Опойя:

– Давай попросим родителей половиной чаши золота довольствоваться!

– Нет уж, я слово дал, – поразмыслив, отвечает Скил. – Потерпи ещё немного, любимая. Скоро мы вместе будем, и тогда уж никто не сможет разлучить нас!

– Ой, боюсь я! – обливалась слезами Опойя. – Не бывало ещё случая, чтобы от моноцеросов люди с заработками возвращались. Умеют они, видно, обмануть простого человека. А после его мозг, как у барана, высосать!

– Не бойся за меня! Я ведь секрет знаю, – посмеивался Скил. – Им не надо в глаза смотреть. Никто не знает, что за сила заключается в открытом взгляде, но он подобен открытым дверям: заходи и бери что хочешь! Зато когда сами моноцеросы поют, тут уж они становятся совсем беззащитными, так увлекаются.