Юлия Сыроватская - Разные люди. Сборник прозы и стихов

– Уйди с дороги, ты, еврей, – уверенный в том, что эта фраза решает всё, пискнул один из них.

Второй, не опроверг сказанного, но моментально нанёс ответный удар:

– Сам ты мордва, – с его точки зрения обвинение было не менее веским и давало право пройти первым.

И они сцепились ещё усердней.

– Еврей.

– Мордва.

– Еврей…

Тут двери автобуса распахнулись, оба «ксенофоба» выпали из него прямо в мутный поток и испортили всю свою одежду. Промозглая ночь и холодная вода отрезвили их, а темнота напугала. Разбежались они в разные стороны.

Гражданская война была предотвращена самой природой…

Сидим с Ингой в кафе и обсуждаем важный вопрос. Завтра нам надо встретиться на Таганке, в каком то «кривом» переулке в помещении туристической фирмы. Где это, я не знаю. Знает Инга, но адреса не помнит.

«Инга, ты там была, как пройти из метро»?

Инга морщит лоб, кусает губу и показывает рукой какую-то загогулину.

«Что это, Инга»?

«Это… ты как из метро выйдешь, то сначала вот так пойдёшь, – рука скользит направо и вниз, – а затем вот так», – рука делает свечу и останавливается где-то в облаках.

«Там трёхэтажный дом и дубовая дверь, но ты в неё не входи. Нужно заранее пройти аркой предыдущего дома и дворами выйти к черному ходу вот этого особняка», – Инга показывает пальцем на чашечку кофе.

«На первом этаже две железные двери. Они все в наклейках, но ты поднимайся на второй этаж. Там охранник, ему нужен твой паспорт. Потом найди огнетушитель на стенке, рядом ещё стремянка стоит, а дверь напротив это и есть тур фирма. На ней ничего не написано, поэтому нужно стучать. Я буду ждать тебя там».

«Хорошо, если я дойду до этого дома, то найду там тебя и эту фирму. Ты мне конкретней объясни, как из метро идти. Из какого: их на Таганке много. Не там выберешься на поверхность – всё равно, что на другом материке окажешься».

Инга была в явном замешательстве: «Как какой выход? Приедешь и выходи на поверхность»!

«Дорогая, да там три станции метро переплетены – как будто дождевой червяк трижды узлом завязался. Откуда выходить»?

Инга кривит губы, улыбается, показывает ровные белые зубки.

«Ты направо выходи».

Уже лучше.

«Из подземного перехода»?

«Из вагона».

Приехали!

«Хорошо, а дальше»?

«Выходи в подземный переход. Из подземного перехода два выхода. Один на большую улицу. Ты туда не ходи. Другой – на улицу поменьше. Тебе туда. А, как выйдешь на поверхность, иди вот так», – рука Инги вспорхнула как воробышек.

«Послушай, Инга, так мы с тобой не договоримся. Ты из дома поедешь, с Белорусской. Вот, ты приехала на Таганку и как пойдёшь дальше?»

«А вот и нет! – язвит Инга, – Я сначала к подруге на Третьяковскую, а потом на Таганку».

«И сразу на поверхность выйдешь»?

Инга долго думает, морщит лоб, кривит губы, показывает белые зубки, смотрит из-под ресниц, улыбается: «Нет, сначала в подземный переход, а потом наверх на улицу, которая поменьше».

Уже проще.

«Значит, ты выходишь на Марксистской».

«Нет! Я выхожу на Таганке! – горячится Инга, – Ты всё время «тормозишь»!

«Понятно. Вышла, а дальше»?

Рука Инги изобразила страуса с запрокинутой головой, а сама она заулыбалась во весь рот, сощурилась и невинно прибавила: «Вот туда пойдёшь».

«Ладно, а на углу этого переулка может дом какой-нибудь особенный, что его сразу узнать можно»?

«Да, да, особенный, – обрадовалась Инга, – его в прошлом году ремонтировали».

Тупик!

«Знаешь, Инга, сколько я ни живу, всё больше убеждаюсь, что на Земле существуют два вида разумных существ и логики их не пересекаются».

Инга наморщила лоб, надула губки, но увидела, что я смеюсь, и сама рассмеялась вместе со мной.

Дома у Инги был адрес тур фирмы, и мы договорились вечером созвониться.

Я позвонил в десять вечера. Звонил долго. Наконец заспанный голос ответил: «Да, это Инга».

«Инга, мы договаривались созвониться вечером».

«Да, но сейчас уже давно ночь, – Инга сладко зевнула, – ты зачем меня разбудил»!

Старый дед сидит во дворе на лавочке и вяжет берёзовые веники. Он уже представляет себе, как они будут пахнуть, просыхая потихоньку под навесом в тени на сквознячке. Как он станет париться с ними, потом пить квас, да что-нибудь ещё, если хозяйка поставит на стол. Как будет хорошо и телу и душе. Что нужно ещё для душевного комфорта вовсе не молодому человеку?

– Деда, ты что делаешь? – спрашивает маленькая Наташка. Она уже давно незаметно подкралась и внимательно наблюдает за дедом со стороны.

– Да вот, веники вяжу.

– А из чего ты их вяжешь, из крапивы?

– Из крапивы бабушка только щи варит, а веники вяжут из берёзы.

– Щи варит? Так они же колючие будут!? – Наташка морщится.

– Почему колючие? Вовсе не колючие, а вкусные. Ты весной щи ела, так они из крапивы были.

Наташка настораживается, высовывает язык как можно дальше, бежит в дом к зеркалу и пытается что-то рассмотреть: – Вовсе он не красный и не чешется, – говорит она, вернувшись. – Ты обманул меня деда, они не из крапивы были.

Дед тихонько посмеивается в усы и продолжает своё дело.

– Деда, а зачем тебе так много веников – двор мести?

– С этими вениками я буду в баню ходить: мыться, париться, чтобы чище быть.

– А ты что совсем грязный, если вениками будешь чистить себя. – Наташка делает большие круглые глаза.

Совсем! – сокрушённо говорит дед и подмигивает девчушке.

– Бедный деда! – Наташка искренне жалеет старика.

– Деда, раз ты такой грязный, почему ты раньше веники не делал?

– Почему не делал? Делал!

– И мылся ими?

– Мылся!

– И остался такой же грязный? – Наташка недоверчиво смотрит на старика, хочет подойти к нему, но что-то удерживает её. – Деда, ты, наверно, веники делать не умеешь! Я пойду у бабушки спрошу, как их делать и расскажу тебе. Нельзя же такому грязному ходить. Тебя ругать будут!

Наташка поодаль присела на корточки и сокрушённо покачала головой:

– Бедный деда, такой старый, а веники делать не умеет!

Дед не ожидал такого поворота в разговоре. В нём взыграла уязвлённая гордость, и, погорячившись, он сказал в сердцах:

– Зачем у бабушки спрашивать, эта бабушка только щи умеет варить. А я, если хочешь знать, на этих вениках «собаку съел»!

Только сейчас Наташка замечает, что нигде нет дворового Тузика. Она тихонько привстаёт с корточек и медленно – медленно, на цыпочках пробирается на крылечко. В сенях она уже во весь опор бежит на кухню к бабушке, а баретки её громко стучат по дощатому полу. Добравшись до бабушкиной юбки, она зарывается в неё с головой, и уже оттуда, голосом, полным ужаса, сообщает старушке страшную новость:

– Баба, баба! Дед нашего Тузика съел!