Геннадий Мурзин - Обжигающие вёрсты. Том 1. Роман-биография в двух томах

Признав собственную тупость за непреложный факт, стал меньше говорить, но больше слушать. Поменял круг общения. Стал больше крутиться среди тех, у кого мог чему-либо научиться. Конечно, многие отталкивали. Но были и те, которые готовы были поделиться собственными знаниями.

Самое главное – продолжал писать, писать, писать. И учиться на собственных ошибках.

О своих Учителях, позволивших мне быть рядом с ними (прежде всего, о Долматове) считаю необходимым рассказать в отдельной главе и подробно. Потому что они сыграли в моей судьбе гигантскую роль.

Искренне сожалею, что среди этих Учителей нет тех, кому учителем положено быть по долгу службы. Увы, мне некого вспомнить добрым словом.

…Хотя уже осенью 1960-го (заставила-таки жизнь!) вынужден был по собственной воле, без какого-либо принуждения извне сесть за парту школы рабочей молодежи. Это оказалось не просто, очень не просто. Тяжелая физическая работа на стройке, с одной стороны, и непомерная жажда общественной деятельности, к чему заметил рано свою склонность, и которая отнимала немало свободного времени, с другой стороны, никак не способствовали нормальной учебе.

Страшно стал уставать. К тому же на работе все складывалось не лучшим образом.

Впрочем, подробнее об этом в следующей главе.

Одна из многих публикаций в сатирическом разделе, полновластным хозяином в котором был Захар Суббота, то есть Владимир Николаевич Долматов.

26 июля 1959-го наша четверка вчерашних фэзэушников, напоминаю, появилась на площадке огромного, как мне казалось тогда, строящегося жилого дома. Первой мы встретили крановщицу Машу, которая собиралась взбираться наверх, в кабину, высоко-высоко над землей.

Скептически осмотрев наши тщедушные фигуры, крановщица сказала, что бугор (бригадир Разумов, значит) где-то внизу, в котловане. По стремянке мы спустились вниз. От группы стоявших невдалеке мужчин отделился один из них, подошел к нам. Не здороваясь, не дожидаясь, когда мы поздороваемся, он буркнул:

– Разумов. Чего?

– К вам направили.

– Зачем?

– Работать.

– И кем?

– Каменщиками. Мы – из ФЗУ.

– На практику?

– Нет. Мы уже каменщики. И разряды присвоили.

– Вы? – Он обернулся назад. – Петрович, ну-ка, глянь, кого прислали.

Тот, кого Разумов назвал Петровичем, подошел, оглядел нас.

– Пацаны, вроде как, ничего, – сказал он, – а что?

– А то! Мать вашу… – Тут бригадир загнул крепенько. – У меня детсад или комплексная строительная бригада, а? На хрена, – вообще-то Разумов выразился куда крепче, – они мне? Кто их будет обрабатывать? Ты, что ли? И о чем только думают в управлении? Без-го-ло-вые!

Петрович стал успокаивать бригадира.

– Где им работать, набираться опыта, ума-разума, как не в твоей бригаде? К тебе – четверых. А у Егорова, вон, почти сто процентов этих самых фэзэушников.

– Ты чего, мастер, несешь? С кем меня сравниваешь? С Егоровым? Начхать мне на него и его команду. Тоже мне… Нашел, кого ставить в пример… Потому и одни фабзайцы, что путные рабочие с ним не хотят работать, поголовно уходят.

– Не кипятись, Николай. – Попробовал его успокоить вновь Петрович. – Бесполезно, сам знаешь. Раз начальство направило, значит, так тому и быть.

– Что начальство, что?! Где оно бывает, когда я наряды закрываю, а? В заднице! Нет, чтобы подбросить чуть-чуть, подрисовать…

– Ну, Николай, это ты зря. Тебе ли обижаться? В обиде тебя не оставляют. В прошлом месяце, помнишь, начальник участка сколько подрисовал?

Мужик-то крутой, думал про себя, ишь, как всех кроет почем зря; никого, видать, не боится. Тут Разумов заметил, что очень уж пристально на него гляжу.

– Чего уставился? Не видел? Еще насмотришься, – пообещал он мне, – а, ну, марш в траншею! Лопаты в руки и айда основание подчищать. И не лодырничать! Я вас научу работать!

Вот так состоялось мое знакомство с бугром, дядей Колей, Николаем Разумовым, знатным бригадиром, Героем Социалистического Труда, членом бюро горкома КПСС.

Инспектор отдела кадров была права: нам крупно « повезло » с бригадиром. Особенно мне. Не знаю, что уж такого прочитал в моих глазах, но только невзлюбил сильно меня Разумов. Слова не успел еще сказать, а он уже невзлюбил. Очевидно, что-то почувствовал. Интересно, подумал, что будет, когда заговорю?

День второй был по-своему знаменателен. Два таких дня в месяце было, когда аванс давали и когда получку. Это были « дни строителя », праздничные дни. Нет, не для всех в бригаде, а лишь для приближенных бугра. А таких было пятеро.

В два часа приехала кассирша и выдала бригаде зарплату. Мастер тотчас же исчез и больше не появился. Не стало и прораба. Тогда-то ко мне подошел Митяй, из ближайшего окружения бригадира.

– Есть комсомольское поручение, парень. – Сказал он и ухмыльнулся.

– Какое? – Совершенно серьезно спросил.

– Самое ответственное в твоей трудовой биографии, парень.

– Говорите, что надо делать, дядя Митяй.

– Вот тебе полтыщи, – он протянул мне денежные купюры, – и дуй до магазина. Приволоки пару пузырей. Давай: одна нога здесь, другая – там.

Набычился, услышав о таком своеобразном, по сути, издевательском « комсомольском поручении ».

– Никуда не пойду, дядя Митяй. Вам надо – вы и идите… Не рассыльный.

– А кто же ты?

– Каменщик.

– Ты? Каменщик?! – он заржал во всю глотку. – Ну, ты, парень, насмешил: сопля ты зеленая, а не каменщик. И вряд ли им когда-либо станешь, это я тебе говорю! Ну, ладно, будет упрямиться: бери деньги и дуй. Это задание самого Разумова. Ну, пошел!

Окончательно уперся.

– Не пойду никуда. И отстаньте!

В это время подбежал такой же, как и я, вчерашний фэзэушник Колька Власенко. Ушлый такой парнишка, проныра.

– Дядя Митяй, давайте я. Я – мигом!

Тот обернулся к нему.

– Ты? Ну, давай. Тебе это зачтется. Бугор наш таких любит.

Дядя Митяй презрительно посмотрел в мою сторону, зло сплюнул и ушел в «каптёрку».

Это была первая и, возможно, самая большая с моей стороны ошибка.

Разумов и его « военный совет » больше в тот день на стройке не появились. Они пировали до позднего вечера. А Колька Власенко успевал только бегать за пузырями.

На другой день они опохмелялись до обеда, а после завалились на нарах и проспали до конца смены.

В конце третьего рабочего дня ко мне подошел Разумов. В это время выкладывал простенок. Как мне казалось, делал это неплохо.

– Умник, что ты тут кладешь, что кладешь! – Заорал бугор. – Как бык нассал. – Это означало, что кладка неровная по вертикали. – Ну, и работничка мне прислали. – И он с остервенением стал разбирать еще свежую кладку, раскидывая по сторонам шлакоблоки.