Валентина Абакумова - Физика лириков

Впоследствии я только однажды встретилась с Танюшкой. Работала я уже в одной из школ областного центра, стою на остановке после занятий. Вечер. Людей на остановке много. Конец рабочего дня. Среди них много родителей детей, которые учились в нашей математической школе. Все такие степенные, такие успешные. С английским достоинством приветствуют меня лёгким поклоном головы, встретившись со мной глазами. И вдруг!

– Валентина Михайловна! Щдравштвуйте! Как я ваш давно не видела!.. Ой. Вы такая же крашивая! Как тогда, когда нашей учительницей были… Ой, мы ваш так любили, так любили! – подбежавшая ко мне молодая женщина уже внушительных объёмов подхватила меня под мышки, подкинула вверх, поймала и поставила на ноги… Конечно, не очень высоко подкинула, но зато это заметили все, кто стоял на остановке. И пока я мучительно пыталась понять, кто это передо мной, она продолжила свой рассказ:

– А я теперь тоже в городе живу! А работаю вмешто мамы, нянечкой. – Тут меня осенило: это же Танюшка! Надо ж как изменилась… А взгляд-то всё равно такой же наивный. И добрый. Танюшка… – Ой, Валентина Михайловна, а что это вы к нам в больничу никогда не приходите? У наш вше женщины города бывают. И даже не раж… А вы – ни ражу не были… Я там штолько жнакомых вштретила, а вы вщё не приходите и не приходите…

– А в какой больнице-то ты работаешь?

– Да в архирейке! У наш вше женщины города аборты делают. А вы где-то в другом меште аборты делаете?

Я замерла и боялась обернуться, чтобы не встретиться глазами с родителями учеников из своей престижной школы. «Ничего себе, – скажут они, – учительница! Каких учеников-то воспитала! А теперь вот наших учит…» Ну, как им объяснить, что жизнь-то разная бывает… И любовь тоже.

Тут подошёл мой троллейбус, я только и успела сказать:

– Танюшка, я рада была тебя встретить, но мне нужно ехать… – и юркнула в открытую дверь.

«Да… Танюшку, наверное, тоже ждёт судьба матери. Жалко девочку. Такая она добрая… Только смешная, неуклюжая, глупая. Оттого и жалко особенно. Хотя. Кто её знает, может она и не нуждается в жалости, может, она сама способна пожалеть всех? Одета она, конечно, супер просто, но чистенько. Всё постирано, отглажено… Так что всё нормально.» Я выглянула в открытое окно троллейбуса, он ещё не тронулся, а Танюшка увидела меня, подскочила к окну и торопливо сообщила:

– Ой, Валентина Михайловна, я не ушпела вам шкажать. Я замуж вышла и уже двоих детишек родила! А у ваш дети ешть?

– Да, Танюш, тоже двое.

– Ой… Я так рада! Пушть у ваш вщё хорошо будет!

– И тебе, Танюш, всего хорошего.

А вот сейчас она уступила место мне в автобусе. Надо же! Как мир тесен! Она какая-то родня Фроловым! Опять чистенько одета. Только видно, что с чужого плеча. Да и то сказать, как она со своими двумя детьми эти кризисы экономические пережила? А этот мужичишка-замухрыжка, который раз в пять меньше её объёмом, наверное, и есть муж… Мог ли он обеспечить существование семьи? Однако, тоже чистенько и аккуратненько одет. Танюшка молодец. Свою марку держит. Только уж больно она изношенной выглядит… И поправилась слишком. Может, нездорова просто?

– Это муж твой, Таня?

– Да, это мужик мой. Мы с ним вщю жизнь вмеште.

– А дети где же?

– Дома. Ждут нас. Мы им обещали пирогов привезти… А мамку я уже похоронила…

Автобус остановился около столовой, где были заказаны поминки. Мы вышли, но нас попросили подождать минут десять, не заходить пока внутрь. Ко мне подошла сноха похороненной нами женщины сегодня, Лена:

– Валентина, а что это за люди, с которыми ты общалась в автобусе?

– А разве они не ваши родственники?

– Нет, я первый раз их вижу. Ты не узнаешь, откуда они взялись?

Танюшка вместе с мужем стояла в стороне и вместе со всеми дожидалась приглашения войти в столовую. Я подошла к ней.

– Тань, а тётя Клава кем тебе приходилась?

– Какая тётя Клава?

– Которую мы похоронили сегодня…

– А-а-а! Так мы ш ней не были жнакомы… Живём мы так. По-другому не получилось выжить… Мы приезжаем на кладбище, когда здесь похороны, а потом поминать со всеми едем. Ждещь ведь и покормят, и ш шобой можно будет вжять. Пирогов. Детям… А что, наш хотят прогнать?

– А разве прогоняли раньше?

– Нет, не прогоняли… Мы ж не прошто так едим… Мы молимща за помёрших…

– Да нет-нет, Таня, не беспокойся. Молись и впредь…

Я подошла к Елене.

– Лена, это моя бывшая ученица со сложной судьбой, из вспомогательной школы. Они с мужем так живут. Вернее, выживают. Ездят по поминкам, так и питаются. Да ещё и детям пирогов с собой увозят. Вы их не гоните…

– Конечно, не прогоним… Они же не объедают, а поминают.

Когда помины дошли до пирогов с компотом, Лена подошла к Танюшке с пакетом, в котором лежали не только пироги, но и баночки с супом и с котлетками. Для детишек.

Москва… МГУ… Мечты столетней давности. Очень хотела учиться там. Но на фоне безоблачной и счастливой жизни в тотошнем, с такой сладостью поминаемом отдельной частью населения нашей страны СССР, где мои родители были скромными сельскими учителями, эти мечты представляли ценность только как невредные привычки. Учиться пришлось в провинциальном пединституте да и то на заочном отделении.

Потому-то очень хотелось, чтобы дети учились там, где хотели бы.

Юность детей пришлась на знаменитые 90-е. Годы беспредела, обмана, вероломства, стяжательства, насилия, бессовестности, тотальной американской нравственности, внедряющейся в сознание через ворвавшееся в нашу культуру низкосортное (хорошее кино доходило с трудом и поздно) голливудское кино, время этакого нравственного Садома. И Гаморры. Но от мечты отказываться не хотелось. Дочь хотела учиться в финансово-экономическом университете Питера, в том самом знаменитом финэке, в котором преподавали учёные, по чьим учебникам учились студенты всех экономических вузов страны.

И вот наступил час, когда я с пришитыми к белью на животе карманом с деньгами, со скромным багажом и дочерью вышла из самолёта на бетонное покрытие Пулковского аэропорта.

Был ясный день. Солнце Питера приветствовало нас своим мягким интеллигентным светом, наше-то степное солнце обычно хватает в жёсткие бесцеремонные объятия, от которых иной раз просто не знаешь куда деться… А тут! Это нежное тепло питерского светила предсказывало благородство свидания с городом, в котором мечтала побывать с юности, очень хотелось увидеть Русский музей, и вот только благодаря мечте дочери меня через какой-то там часок ожидала эта долгожданная встреча. Часок этот должен был быть потрачен на дорогу из Пулково в Питер.

Автобус ждать не пришлось. Он уже стоял в ожидании пассажиров. Однако, едва мы вошли в заднюю дверь, а автобус был венгерским Икарусом с двумя салонами, соединёнными гармошкой, это очень важно знать или представить, потому что история, о которой я хочу рассказать, началась, как только мы ступили на заднюю площадку пассажирского прицепа этого автобуса.