Либерт Таисса - Помоги мне исполнить мечты

– В целом, да. Но у неё еще одна черепно-мозговая травма. Я не уверен, что все будет в порядке. Пока она не очнется, не могу судить в полной мере.

– А когда она очнется? – Я прижала руки к груди, как если бы скрестила пальцы. Сейчас всё решится, вся моя будущая судьба.

– Не могу сказать. – Ещё один вздох. – Когда её привезли, она была в сознании. Знаете, я даже удивился, обычно после такого люди сразу же впадают в кому, но не она. Ваша сестра – настоящий боец.

– Но она ведь очнется, да?

– Я не знаю. Прошу простить.

И доктор Фитч ускорил шаг, а затем скрылся за поворотом, а я так и осталась стоять посередине коридора. Она может впасть в глубокую кому и больше не очнуться. И я потеряю еще одного близкого мне человека. Я не выдержу, на этот раз точно. Если смерть Тома я пережила благодаря учебе, то даже она не сможет помочь мне смириться со смертью младшей сестры. Струны моей душевной организации натягиваются так сильно, что я чувствую, как скулит моя душа. Дрожу. Еще мгновение, и что-то внутри рвется, освобождая всю боль и гнев наружу.

Я понимаю, что могу потерять еще одного близкого человека. И я обвиняю во всем отца, мать. Знаю, это они во всём виноваты, никто другой! Когда я приезжала домой, то видела, как им трудно приходится надевать на себя маски безразличия, хоть я и понимала, что Эмили приходится труднее, я вновь и вновь оставляла её. Я тоже виновата в этом. Но родители должны были быть внимательнее, а не закрываться в собственной боли, ведь они намного чаще бывают с ней рядом.

Я заявляюсь домой и начинаю громогласную тираду по поводу безответственности родителей. Выплескиваю на них всё, что я них думаю, кричу о том, что случилось с Эмили. На лице матери появилось какое-то беспокойное выражение, но отцу хоть бы хны. Он, заикаясь, начинает разглагольствовать о том, как я смею повышать голос на старших. А я, выругавшись, заявляю, что сама справлюсь со всеми проблемами. Когда сестра очнется, мы будем сами по себе.

Но, даже понимая, что такого расклада может и не быть, не говорю об этом не слова. Пусть они думают, что всё будет хорошо. Мне больно. Я мысленно кричу на Эмили из-за того, что с ней произошло.

***

Я взяла студенческий отпуск, чтобы побыть вместе с сестрой. Нет, это не значит, что я бросила учебу, а просто сделала небольшую паузу в обучении. Когда я буду готова, с легкостью смогу продолжить с того места, где остановилась. Не знаю, сколько недель я провела, буквально не покидая стены больниц, но Эмили выздоравливает.

Мне пришлось предупредить квартирантов, что жили в доме бабушки, чтобы они готовились искать себе новое жилье. Неизвестно когда, но Эмили полностью оправится, и нам придется поселиться там вместе, ведь с родителями мы теперь-то точно жить не будем. Взяв деньги с квартирантов на месяц вперед и распродав много разных вещей, я насобирала приличную сумму на лечение сестры и на дальнейшее её содержание. А жила я в доме бабушки тоже, ведь там всегда были свободны пару комнат, которые я не решалась сдавать на пользование или же мне не хотелось. Рассчитавшись со всеми своими долгами в университете и собрав вещи из общежития, попрощавшись там со всеми одногруппниками, которые стали мне родными, я переехала в город, от которого так старалась сбежать. Просто я никогда не любила это наше скромное захолустье.

Когда Эмили очнулась, я была первой, кто её увидел, подбежала к ней, целуя и зажимая её руку. А слезы так и хлынули из моих глаз, потому что на мою душу легло облегчение. Она очнулась, а остальное, самое страшное, уже позади.

– Зачем? Зачем? – вымаливала ответ я.

Очевидцы уже рассказали, что она неслась на невероятной скорости и перед тем, как врезаться в дерево, она сделала что-то вроде предсмертной записки: кричала, что есть мочи, как она хочет умереть. Налицо вывод: преднамеренный суицид. Я помню лицо Роуз, инспектора по делу Эмили, она говорила, что старалась ей помочь. Но мне все равно. Она жива.

Эмили лишь посмотрела на меня, скривившись, и из её глаз полились слезы.

– Как ты могла забыть про меня? Что, если бы ты оставила меня? – Я рыдаю.

Эмили тяжело вздохнула и кое-как выдавила из себя писклявое «Прости». Но мне и этого было достаточно.

И вот я снова стою перед кабинетом, в котором обследуют сестру. Хочется зайти к ней, но доктор сказал мне ждать здесь, они ведь проходят обследование. И вновь я от волнения начинаю делать бесполезные вещи, лишь бы поскорее скоротать время и узнать, что же от меня хотел доктор Фитч. Затем я вижу, как санитары вывозят каталку с моей сестрой обратно в палату. Эмили увидела меня и помахала живой рукой.

– Вот вы где, – произносит за спиной доктор. Я пугаюсь от неожиданности и подскакиваю, резко оборачиваюсь к нему.

– Да, я здесь. – Кивнула. – Так что, доктор Фитч, как обследование? – Снова волнение, как у девочки, впервые влюбившейся.

– Пройдемте в мой кабинет. – Поникнув, сказал он.

У меня предчувствие. Это что-то плохое. Сложив руки на груди и немного насупившись от испуга, я следую за ним до самого кабинета. Доктор предлагает мне выпить, но я отказываюсь и по просьбе сажусь в кресло. Звенят стаканы, и он выуживает из шкафчика виски, наливает себе немного и отхлебывает разом напиток. Вероятно, для храбрости. От этого мне становится еще больше не по себе. Что может заставить врача пить в рабочее время, если ни какие-нибудь тяжелые вести?

Доктор Фитч начинает мне рассказывать про какое-то неконтролируемое деление клеток, про метастазы, клеточную атипию, но я не могу понять, к чему все это. Говорит, что такое ремиссия и что это еще не означает полное выздоровление для организма, что болезнь может вернуться через какой-то промежуток времени. Он перечисляет все возможные симптомы и очаги.

– Эмили много раз падала, – говорит Фитч. – Она сама призналась. Это могло вызвать толчок. Никогда не знаешь, что будет после таких травм, как и не знаешь, что может послужить причиной.

Подскочив, я стою в оцепенении, до меня не сразу доходят его слова, но, кажется, я начинаю понимать. Всё моё тело напряжено, руки покрылись гусиной кожей, и все волоски встали дыбом. Ещё чуть-чуть, одно слово, подтверждающее мои догадки, и я сорвусь.

– Стойте, вы имеете в виду… – Выдаю я.

– Да. – Фитч вздыхает и поправляет очки на носу. Снова наливает себе выпить. Когда бутылка стукается о стол, я подхватываю её и наливаю виски во второй стакан, стоящий рядом. Со всей дури вливаю в себя горький, невыносимый и обжигающий нутро алкоголь. Доктор, видя, что я готова это услышать, произносит: – У Эмили опухоль головного мозга. Сожалею, но ей недолго осталось.

***

Уже четыре месяца я лежу в больнице из-за своей чертовой ошибки. Значит, это знак. Я не должна умирать. Я потягиваюсь на кровати настолько, насколько это возможно в моем нынешнем положении, но все равно от движения у меня в костях начинается неприятная, тягучая, ноющая боль, а где-то внутри, в животе, что-то остро закололо, и я всхлипнула. Доктор сказал, что это побочные эффекты операций, но скоро они пройдут. Наверное, я уже никогда не стану прежней.