Лилия Буряк - Та памятная весна. Рассказы

Когда компания ступила на нее, – та была пуста. Детвора вертелась и весело болтала. Но сделать удалось лишь шагов пять, шесть. Мать, как птица, вдруг встрепенулась; подхватила детенышей, и увлекла стремительно за собой. Остановилась далеко в стороне, с трудом переводя дыханье.

На самой середине дорожки красовался внушительных размеров скорпион. Таких, она и не видывала. Те, что всплыли в памяти, были экземпляры гораздо меньше. А этот же немыслимый гигант, почти полметра… наверно все же больше. Как из какого-нибудь фильма ужаса. Привидится ж такое.

Монументально вскинув клешни и угрожающе выгнув хвост, он красовался, перед случайными не многочисленными зрителями. И никуда не торопился. Смотрел на них пронизывающим взглядом. И думал: «Как мелочны они в своих стремлениях…. Погрязли в суете и паутине чувств. Им недоступна сила подсознания. И оттого карман их пуст…. Им не понять великие стремления…. Они довольны тем малым, что имеют. Но я…. Я так умен, и крут. И у меня есть пара фокусов. Что недоступна, этим жалким людям. Но эта особь мне бы подошла…. Она прекрасна. Надо занести её параметры в файлы». И он ещё разок внимательно взглянул, вслед убегающей стремительно семейке.

Юля, совершая манёвр, проскочила мимо. Влетела в дверь детсада. Сообщила о неожиданной встрече заведующей. И сама лично по телефону вызвала МЧС. Затем все вместе осматривали дорожку, двор, из окна. Но монстр скрылся. Она позвонила матери Антона, и попросила на сегодня забрать внуков к себе. В связи со сложившимися обстоятельствами….

Та теперь жила одна. Отца хватил удар, буквально сразу после похорон сына. Он пару недель помаялся, и ушел следом. Любовь Михайловна осталась век свой доживать. У женщин есть всегда причина это сделать…. Хотя бы ради внуков.

Детей, не переодевая усадила на скамейку дожидаться. Сама отправилась на работу, спеша и смешно озираясь. Как ужаленная взлетела, по ступенькам. Там все вершилось, как обычно без эксцессов. Степенно соблюдая распорядок. В ординаторской собрался уже почти весь персонал. Ожидали пяти минутки. Юлиана переоделась и поспешила к ним.

Ей нравилась работа. Она на ней горела. Хотелось всех своим теплом согреть. Помочь обресть покой. Найти дорогу в жизни. Хотя тот груз и не убрать с их плеч, что им оставшимся в живых, нести приходится. Но то, что ей по силам, она старалась делать, чтоб эту ношу облегчить…. И здесь она забывала о своих страданиях.

Удачный подобрался коллектив, такими были все. Они понимали, с чем столкнулись парни. Но все же к ней тянуло пациентов больше. Ребята таяли при виде медсестрички. Ещё бы. Фотомодель, в белом халате. С замечательным, открытым настежь сердцем. И безукоризненно исполняющая дело. Лишь только заскользит по коридорам, зашелестит накрахмаленным халатом, они и замирают. Прислушиваются к каждому её шагу. На процедуры, как на праздник…. Но это только, как к сестрички. Им была известна ее тайна. Что муж погиб в Афгане. Что до сих пор она о нем страдает.

В ординаторскую вошла следом за главврачом. Святослав Бенедиктович, – ведущим был светилом по части психологии, и неврологом отменным. К нему со всей страны на приём попасть пытались. А он вот посвятил себя не примечательному делу. Он говорил: «Я клятву Гиппократа, для чего давал? Я должен помогать тем, кто во мне более всего нуждается. А этим, я нужен как воздух…. Тем, кто коснулся тёмной грани».

Он подвинулся к столу, но не присел. Опрос повёл бес проволочек с ходу. Юлька тихонько осела с краю у стола…. – «Борис Львович, как там у нас Сергеев?»: обратился он к хирургу: «Мы что-то плохо продвигаемся с его лечением. Медикаменты все есть? Да? Массаж? Иглоукалывание? Электрофорез? Да батюшка не всё доступно лекарям. Душа…. Душа. Но продолжайте делать всё. Никитин, как? На сегодняшний день, его дела получше…. Он вроде бы, идёт на выписку, на будущей недели? Андреенко…. Стрельцов…. Кудашев…. Бойко…. Астахов…. Ивлев….. Иванов…. Петров…. Кудрявцев….»: внимательно, выслушал. План утвердил. И улыбнулся: «Вы у меня отменные молодцы, вас и ругать то не за что. Пойдёмте на обход…. Сергеев первый».

Сергей Сергеев к ним поступил давно, уже пошел второй месяц. Молчун. Не важный аппетит…. После ранения плохо заживают раны. Рассказывают, он из подразделения уцелел один. Его нашли под трупами, с гранатой. Чека на взводе. Бес сознания…. Как не рванула адская машинка? И вот молчит. Он выжил, но погиб, – оплакивая павших. Святослав Бенедиктович по суетился, – осмотрел ранение. Попробовал вести с ним диалог, на посторонние известные всем темы. Но парень тупо мерил потолок, не замечая доброго контакта…. Затем пошли к другим.

В той же палате лежал Никитин, – у окна. Он был не раз в боях, не первый раз и ранен. Душа как камень, ум прожжён насквозь. Ему бы только в бой и убивать. Как будто то игра. И ничего не надо: «Вот выйду и опять к ребятам. Они меня там ждут, звонят, пишут. Загнали чехов в угол. Отборный размели отряд…. На следующей недели, снова в бой. Я не поеду отдыхать. Рвану к ним сразу…. Я покажу, как надо убивать».

Того и хлебом не корми, лишь дайте автомат. Он в жизни так же был расчетлив и жесток. И к Юльки был как все не равнодушен. Но правил чести он не признавал, ему плевать теперь на блики чести. Его тянуло к ней, он к ней пылал всей страстью. И жестко, тупо по мужлански флиртовал. Здесь и сейчас, – вот что имеет для него значение. И наплевать, что будет после нас….

Ребята спорили с Костяном, и не раз. Но он упертый. И лишь однажды сдрейфил не на шутку, когда Сергеев оборвал его рассказ, порочащий медсестричку. Но тот молчун. И мрачен, как грозовая туча. Пойди, пойми, что у него на уме. И тот угас. При нём не смел, о ней открыть свой рот поганый. Но видимо мечтам не изменил.

Как и всегда день начинали с процедур: «Перевязки, капельницы, инъекции, массаж, иглоукалывание, электрофорез». Обработка палат. Завтрак. И прогулка. Всё завертелось, закрутилось как обычно. Хлопот был полон рот. И женщина забыла предупредить начальство, о неожиданном эксцессе.

Сергеев ждал её прихода. Она была связующим звеном с реальным миром. Само добро и верность, в привлекательной обвертке. Один лишь взгляд и сердце готово было выпрыгнуть от страха из груди. Боялся он, что его чувства причастны станут к её новым переживаниям. И все скрывал под маской отчуждения. И в этот день все было, как обычно. В процедурной слышался её шутливый лепет. Больные выстроились в ожидание. Затем она шла по палатам. Ставить капельницы. И наступал тот миг, когда открывалась его дверь. Она шурша и благоухая свежестью и препаратами, подходила к его кровати. Ставила систему. И осматривала повязки. Когда его касались её пальцы, он покрывался гусиной кожей. От жгущих из нутрии желаний. – «Сережа как тебе спалось сегодня? Погода хмарится. Не беспокоят раны? Может поставить обезболивающее? …Мне сказали ты опять вечером не ел»: ворчала тихо можно сказать чуть слышно: «Капельница до капает, придёшь на перевязку». И повертевшись, тут же ускользнула…. Но он пойдет ещё на перевязку. И мысли закружили в дикой пляске. О боли он не думал. Что боль? Когда она опять с ним рядом. Он как всегда всё больше молчал. По необходимости бурчал: «Да. Нет». Но взгляд его срывал с него ту маску. И Серега чувствовал, что ей известно о его нескромном чувстве. Но она о том молчала, и он молчал. Ведь точно знал, что её сердце полнилось ещё не застарелой драмой. Взглянул на медленно срывающиеся капли, на жидкостью наполненный флакон. Вздохнул. И погрузился в воспоминания…. Окончил школу. Пошёл работать на завод Сталелитейный. Решил не торопится с выбором профессии, хотя и думал, что в будущем непременно будет поступать на инженера, – по сталям, сплавам. Его завораживал огонь пылающих печей. Разливка раскаленной массы. Ещё была для того весомая причина, он был из династии литейщиков. И сколько помнит – дома, всегда преобладали разговоры о работе. И дед, и прадед, и его отец себе другого ремесла и не желали. Мать не противилась его решениям. Она была горда, что он их принимает сам.