Ирина Бухарина - Разница во времени

А Ольга шла рядом и сбоку старалась разглядеть, наконец, человека, с которым так странно свел ее случай. Она с легкостью доверилась ему, ей было приятно отключиться от всех дел и забот и просто так идти по сияющим рекламой улицам вечерней Москвы вместе с этим уверенным в себе, но по сути совсем не знакомым ей человеком. И это тоже было странным. Казалось, будто, как в детстве, идет она рядом с отцом, защищенная и отгороженная от всего мира его широкой спиной и крепкими руками. Мужчина и правда был немного похож на ее отца. Такой же невысокий, коренастый, с добрыми глазами под чуть нависшими веками, такие же морщинки у рта. Только отец постарше. Хотя возраст людей она всегда определяла с трудом.

Он неожиданно резко остановился, посмотрел на нее и спросил:

– Да, как вас зовут?

– Ольга. А вас?

– Антон. Или Антон Петрович, если хотите.

– А откуда вы столько знаете о Москве? – спросила она.

– Когда-то, лет двадцать назад, я учился в Москве да и живу недалеко, так что бываю здесь часто. А вы?

– А я редко и в основном проездом. Потому что добираться от нас, из Сибири, далековато. Даже во времени разница три часа.

– Красиво как! Завтра праздник, – Ольга решила переменить тему. Рассказывать о себе не хотелось. С чего бы? Да и судьба Антона Петровича, если честно, ее не интересовала.

– Кстати, мне нужно завтра к родственникам ехать. Новый дальний район. Может быть, вы мне подскажете, как быстрее добраться, ведь вы хорошо знаете Москву.

– Нет, как раз новые районы я знаю плохо. Давайте по схеме метро посмотрим, куда вам ехать.

Он достал из кармана свернутую каким-то замысловатым образом схемку, и Ольга увидела лежащие в ней театральные билеты.

– Так вы все-таки их никому не продали?

– Я же сказал, что вас ждал до последнего.

– Ну что ж вы так. Хоть кого бы – нибудь осчастливили.

– Да как вам сказать… Хотел было, да представил, как вы будете спешить, придете к театру, а вас никто не ждет, и спектакль уже начался. Не знаю…

– А ведь правда, – подумала Ольга, – совсем бы мне стало грустно и одиноко.

А Антон Петрович продолжил:

– Лицо ваше представил огорченное, как утром, когда билеты мне отдавали…

Ольга улыбнулась.

– Пожалели, значит?

– Как хотите понимайте, – помолчав, ответил Антон, – Дочь у меня вроде вас. Наверное, чуть помоложе. Тоже вот все на лице написано, и радость, и беды ее глупые. Да ведь это они только для меня глупые, а для нее – конец света.

Они посмотрели друг на друга и засмеялись.

– А билеты эти предлагаю поделить в память о нашей встрече. Будете в Твери, звоните, с дочерью познакомлю, она у меня тоже театралка заядлая. Вот я здесь на билете номер телефона запишу, домашний.

– А вы тоже звоните, если придется у нас побывать. Только дома телефона нет, так что номер рабочий.

Они расстались в фойе гостиницы и, поднимаясь в лифте на свой этаж, Ольга думала:

– Встречаются же такие приятные, интеллигентные, образованные люди, которым все интересно на свете, с которыми так легко и увлекательно разговаривать, не смотря на разницу в возрасте.

Она была уверена, что больше они никогда не встретятся.

ХХХ

А назавтра было Девятое Мая. Утром Ольга поехала к Большому театру. Бродила по улицам, потрясенная, вглядываясь в лица пожилых людей с наградами на груди, с табличками, где значились название фронта и номер части, как будто пытаясь что-то увидеть, что-то разглядеть в этих лицах, отпечаток ли подвига, который они совершили, радость ли встреч через многие годы или что-то еще, о чем не пишут и не говорят. Это был их день. Старики с детьми и внуками гуляли по городу, обнимались и молодели при встрече с однополчанами, плакали, вспоминая погибших. И Ольге было жаль до слез, хотелось обнять и приободрить тех одиноких старых вояк, что растерянно озирались, но не находили никого из своих.

Она бродила так полдня, потом купила торт и, уставшая, с коробкой в руках, затерлась в вагон электрички и пилила куда-то на край Москвы к родственникам, неделю назад уговорившим ее приехать в гости.

Кое-как отыскала дом среди высотных новостроек, но дверь квартиры никто не открывал. Ольга позвонила несколько раз, и только тут увидела возле самой ручки, записку. « Срочно уехали к теще. Будем завтра.»

– А завтра я уезжаю, – подумала Ольга и отправилась восвояси.

Бродить по Москве с тортом в руках было неудобно. Ольга решила перекусить в гостинице и снова влиться в праздничные толпы. У стола администратора увидела Антона.

– Здравствуйте, Антон Петрович. Я рада вас видеть. Поздравляю с праздником, – окликнула Ольга.

– Здравствуйте, Оля, – он оглянулся и показался ей каким-то расстроенным.

– Представляете, а родственники мои уехали в Калугу. Я проискала их дом полтора часа и столько же добиралась назад. А теперь вот так же, как вчерашние билеты, пропадает торт. Вот какая я невезучая.

Ей захотелось, чтобы их огорчения сравнялись, и чтобы он не был таким грустным. Но Антон заговорил с ней прежним, чуть насмешливым тоном, который так не вязался с его тоскующими глазами.

– Простите за нахальство. Но я бы и сегодня мог вам помочь, если вы не возражаете. Тем более что у меня есть прекрасный кофе, который мне пить категорически запрещено, но в честь праздника я специально для вас постараюсь воспроизвести рецепт фирменного кофе по-антоновски.

– Да, кофе по-антоновски я, пожалуй, не пивала, – стараясь соответствовать его интонации, – сказала Ольга. – Ну, что ж, я пошла резать торт, а вы тащите свой кофе в мой номер.

ХХХ

Кофе оказался обыкновенным растворимым. И готовил его Антон Петрович в общем-то известным способом, взбивая порошок с сахаром и каплей воды до белой пены и только потом заливая кипятком. Но главное, как он говорил, заключалось в добавлении к кофе особого состава, который находился у него в зеленой солдатской фляжке.

Все время, пока Антон Петрович готовил кофе, Ольга смотрела на него и пыталась уловить перемену, которая как будто произошла с ним после вчерашнего дня. Вчера он был как будто весь в себе, этакий всесторонне образованный интеллигент, благородный отец семейства. Сегодня как бы помолодел, будто расслабился после трудного дела. Вместе с тем, ей показалось, что сквозь некоторую напускную раскованность проступает старательно скрываемая сосредоточенность на чем-то своем, не доступном вроде бы для ее понимания.

Меж тем Антон Петрович с галантным «Прошу вас» подал ей кофе в казенном граненом стакане и примостился напротив на неудобном гостиничном стуле.

– А ваши ценные добавки вы забыли, – сказала Ольга, указывая на фляжку.

– Оля, вы наивны до умиления. Что может быть в подобной посуде? – полусерьезно проговорил Антон Петрович.