Виктор Минаков - Загогулина. Рассказы, фельетоны, памфлеты

Пришлось обратиться к соседке, у которой Козина как-то уже одалживала видеомагнитофон.

– Возьми, возьми, – охотно откликнулась та. – Нам он все равно сегодня не нужен – собираемся в гости. Может, и кассеты какие возьмешь? Есть очень интересные записи…

– Нет, спасибо, кассет мне не надо. Мне он нужен, чтобы посмотреть материал по работе.

Вечером, спровадив мужа и дочь на прогулку, она прильнула к экрану. Поплыли четкие цветные картины. Улица с трамвайными рельсами, унылые фигуры плетущихся горожан, серые здания с осыпавшейся штукатуркой. Среди них, еще непригляднее, здание их больницы. Больничная вывеска крупным планом. Еще одна вывеска – «Приемное отделение». Уличные картины на этом заканчиваются, и Козина видит большой плохо освещенный коридор приемного отделения, в нем народ, человек двадцать. Она понимает, что это больные, направленные в стационар, и сопровождающие их родственники. Почти у каждого возле ног на полу – объемные сумки.

Вид неуютного коридора сменяется видом комнаты, где ведется прием. Здесь три молоденьких женщины в белых халатах и сгорбленный старичок. На первый взгляд, обычная процедура оформления поступающего. Одна женщина просматривает документы больного, вторая – заполняет какие-то бланки, похоже, что историю его болезни. Не занята только третья, светловолосая, с круглым скуластым лицом. Но вот находится дело и для нее: старичку предлагают измерить его рост и вес. Круглолицая помогает ему встать на весы, громко говорит результат и тащит старика за руку к измерительной стойке. «Новшество ввели в приемном покое, – отмечает про себя Мария Сергеевна, – раньше не измеряли и не взвешивали»…

Новшество было не бескорыстным. Старичку велят оплатить проделанные измерения. Сумма, как было видно, для него не пустячная: на экране крупным планом показано вспотевшее лицо старика.

– Да как это так? – бормочет растерянно он. – За что такие-то деньги?!..

– Столько положено, – сухо объясняют ему. – Теперь услуги все платные.

Старичок покорно лезет в карман. Камера успевает проследить путь его денег, хотя они моментально исчезают в выдвижном ящике стола. Квитанция об их приеме не оформляется. На этом этапе – полное отсутствие бюрократии.

Далее камера избирательно стала фиксировать только эту операцию оформления больных: весы, измерительная стойка, сброс денег в ящик стола. Один пациент, другой, третий… Показаны все, кто поступал на лечение. Деньги взяты с каждого, даже с того, кто знал вес свой и рост и предупредительно сказал об этом троице в белых халатах. «Поборы в этой больнице начинаются прямо с приемного отделения», – комментирует происходящее бархатный мужской голос.

Мария Сергеевна заинтересованно прикидывает в уме: сколько же денег ежедневно там оседает? А в месяц?.. Сумма получается впечатляющая. «Выходит, вымогатель в чем-то и прав… Да, но я здесь при чем? Почему он с этими кадрами заявился ко мне? Приемное отделение – это другая епархия».

Но тут камера фиксирует вывеску: «Терапевтическое отделение», и Козина внутренне напрягается. Она видит себя тоже принимающей посетителей и, в первую очередь, отмечает, что на экране она выглядит очень даже неплохо: стройная, немного кокетливая, с золотистыми локонами, со свежим, без морщинок, лицом. «Хороший, видимо, оператор, – с одобрением думает Мария Сергеевна. – Откуда же он это снимал?..» Однако полюбоваться своей внешностью подольше она не смогла. Какой-то мужчина, натянуто улыбаясь, протягивает Козиной направление в стационар и тут же кладет перед ней подарок – большую коробку шоколадных конфет. Мария Сергеевна, искоса взглянув на коробку, ставит свою визу на направлении и тоже улыбается, поощрительно. Не успевает посетитель добраться до двери, как коробка легким движением руки смахивается в разинутый ящик стола. Камера становится отвратительно кровожадной, и будто зациклилась на этом моменте: посетитель, коробка конфет, подпись, хищная пасть столового ящика, посетитель – коробка – подпись… Посетители разные, коробки – похожие одна на другую и – улыбки, улыбки, улыбки. Натянутые улыбки посетителей, и довольно-поощрительные улыбки Марии Сергеевны.

Сейчас Мария Сергеевна не улыбалась. Впившись глазами в экран, она застыла, как изваяние. Ее охватило гадливое чувство стыда, смешанное с протестом.

– Господи, да что же это такое?! – стонет она. – Почему он вывернул все наизнанку?! Все же происходит не так! Я никогда ничего ни у кого не просила, они же сами навязывают! Они считают, что без подношений их будут хуже лечить! Людей приучили к такому порядку, но разве это я приучила?!..

И как бы в ответ на этот вопрос, на экране появляется другая картина. Показывается, теперь со всеми деталями, как Мария Сергеевна отказывает в госпитализации убогой старушке, которую под руки вволокли в ее кабинет двое мужчин. «У этой несчастной не было средств на конфеты, – комментирует тот же бархатный голос, – и вот результат…» Козина холодно разъясняет вошедшим, что мест сейчас нет, что прежде чем привозить человека в больницу, нужно согласовать с ней, заведующей отделением, вопрос о возможности его госпитализации.

– В вашей поликлинике хорошо знают про этот порядок, и они были обязаны вам об этом сказать. Наверное, говорили?.. – с подозрительной улыбкой смотрит она на мужчин.

Старушечья голова бессильно свесилась на впалую грудь, видны набухшие вены на худой желтой шее, она не реагирует на разговор. Сопровождающие униженно уверяют, что не знакомы с порядком приема больных, просят сделать для них исключение, но Козина возможности для исключения не видит: не положу ведь я ее к себе в кабинет. Старушку выносят.

С минуту на экране доминирует недовольная физиономия Марии Сергеевны. Теперь у нее видны и морщины, и блеск седины в волосах, и вся она показана очень сердитой, совсем как медуза горгона.

Козина с ужасом смотрит на коварный экран – как он все извращает! Она вспомнила этот случай. Да, она тогда отказала в приеме, но вовсе не из-за каких-то дурацких презентов! Да будь там хоть десяток коробок с конфетами, она все равно бы не взяла к себе эту бабулю: во – первых, мест тогда действительно не было, а во-вторых, она не больная, она уже выжила весь свой ресурс, а такое в больницах не лечат!

На экране появляется новый сюжет. Комнатушка сестры-хозяйки. Тетя Тамара, одна из ветеранов больницы, разговаривает с больным, только что принятым на лечение. «Господи, здесь-то чего они откопали?» – думает Мария Сергеевна, еще не оправившись от потрясения.

Тетя Тамара показывает рукой на полки с желто-серым постельным бельем, брезгливо морщит и без того морщинистое лицо и спрашивает мужчину, стоявшего перед ней в синем спортивном костюме: