Канта Ибрагимов - Седой Кавказ. Книга 1

Так и позабыли Докуевы о Самбиеве и его расписках, пока через год их не обнаружил случайно Албаст.

* * *

Как ни странно, в семье Докуевых мальчики были значительно симпатичнее девочек. Особенно хорош был старший сын – Албаст. В отличие от смуглых и невзрачных родителей – светлый, высокий, блондин. Окружающие иногда подшучивали, что он от соседа, на что Домба без обиды отвечал:

– Да кто мог позариться на такую ешап 9 9 1 Ешап (чеч.) – Баба-Яга , кроме меня, дурака слепого.

Любили родители Албаста больше других детей, гордились им, в душе и вслух, наедине, восторгались им.

– Ну прямо весь в меня, – говорила как-то Алпату, выглядывая из окна во время завтрака на моющего во дворе машину сына. – Особенно эта походка, эта осанка!

– Какая походка, какая осанка – передразнил ее муж. – Посмотри на себя в зеркало – аппетит на день потеряешь.

– Ой, да что ты говоришь? Это ты меня такой сделал. На тебя всю жизнь горбатила, четверых детей родила, тебя, бестолочь, в люди вывела, а ты вместо благодарности и любви, меня в грязь втолочь готов, я чистая и честная женщина, а ты беспутный разгильдяй.

Этот диалог мог быстро перейти в очередной скандал, но в столовой появился кто-то из детей, и родители сдержали себя от очередных откровений. Чтобы не смотреть друг на друга, оба, попивая чай, вновь обратили взоры во двор и, любуясь сыном, заулыбались.

– Ой, ну просто копия моего отца – такой же важный, благородный, степенный! А манеры, манеры! – сказала Алпату, довольно покачивая головой. – Ну прямо смотрю – и отец перед глазами!

– Да что ты говоришь? Нашла с кем сравнивать! Я помню, как твой отец на ишаке мимо наших ворот каждый день стадо гусей пасти гнал.

– А-а-у-у-у! – завизжала Алпату. – Сам ты ишак старый, и все твои предки ослы. Лучше своего отца вспомни!

– Мой отец был известным купцом на всю округу, – вскочил Домба.

– Да, известным прислужником грозненской охранки был, как и ты – отродье пришлых холуев.

– Замолчи, – вскричал муж.

– Да ты и женился на мне, опасаясь возмездия аульчан.

– Замолчи – дрянь! – полетела в стенку кружка с чаем.

– Сам ты дрянь продажная.

На крик прибежали дети. Скандал прекратился. Разъяренный, злой Домба убежал на работу. Алпату с больной головой уединилась в спальне. Дети успокоились, зная, что в обед или вечером, пересчитывая за день прикарманенные деньги, родители примирятся, как будто ничего и не было. А Албаст, пользуясь неразберихой и временной бесконтрольностью, достает из «тайника» родителей ключ от ворот и уезжает на надраенной до блеска машине в город.

В то время Албаст был знаменитым повесой в городе Грозном. Так как после возвращения из Казахстана в Ники-Хита не было школы, он учился несколько лет в интернате селения Автуры. Там без надзора родителей он рано приобщился к вольной жизни. Уже переехав в Грозный, Албаст закончил центральную городскую школу. Когда встал вопрос о поступлении в вуз, отец после долгих исследований понял, что самая доходная специальность из имеющихся в городе – строительная, и естественно, Албаст стал студентом этого факультета в Грозненском нефтяном институте.

И поступление в вуз и обучение в нем дались избалованному сыну Докуевых нелегко. Если в школе к учителям бегала мать, то в институте эту роль пришлось выполнять отцу. Много спиртного, да и не только, регулярными рейсами отправлялось с Грозненского винно-коньячного комбината в Грозненский нефтяной институт или на квартиры сотрудников института. Последнее происходило только во время сессии, но в больших объемах.

Короче говоря, Албаст успешно получил через пять лет диплом, но не квалификацию. Это быстро выяснилось на производстве. Он был никудышным мастером строительства. Однако, благодаря связям отца, назначается прорабом и достигает самой главной цели любого мечтающего о карьере и нормальной жизни гражданина СССР – был принят кандидатом в члены КПСС.

Подходит сдача в эксплуатацию первого объекта – и полный провал, плюс недостача и хищение стройматериалов в крупных размерах. Вновь засуетился Домба, и сынок «сухим» выходит из этой передряги, с переводом в другое строительное управление. Снова халатность и расхитительство. Албаст наконец выясняет, что он не выносит пыли и грязи, а на цемент у него аллергия, ему по душе работа в органах контроля, типа ОБХСС, или, в крайнем случае, в партийных, то есть, учитывая возраст, в комсомольских. Тогда Домба впервые назвал сына олухом, а мать мгновенно заявила, что их сын не такой, как все, что в современной жизни другие идеалы, «и вообще, негоже нашему сыну в спецовке ходить» да с «мастерком и лопатой упражняться».

Призадумался Домба, серьезно стал взвешивать все. Он знал, что от действий старшего сына зависит многое, на него будут ориентироваться младшие, более того, знал, что Албаст – ближайшая опора и надежда и его, и всей семьи.

Послать сына в контролирующие органы отец сразу отказался. Конечно, это быстро приобретенные деньги. Но деньги у семьи есть. Другое дело, что в эти органы идет только одно отродье (если, конечно, может), а в их кругу изнеженному Албасту будет нелегко. Здесь тоже надо знать специальность и суметь выжить в жесточайшей, волчьей среде. А главное – нет перспективы, нет должностного роста; только русские могут быть на главных постах в этих органах, а чеченцы – на ролях загоняющих зверя собак. Да к тому же, на этот период главное в стране – идеология.

Докуев приводит в движение все свои связи, даже подумывает обратиться к Шаранову, но после долгих колебаний решает приберечь эту связь для решающего удара, когда встанет вопрос о высокой должности в партийных структурах.

Так молодой Албаст Домбаевич «в целях укрепления идеологического фронта производственными молодыми кадрами» переводится с практики к теории социалистического строительства. Цементная пыль заменяется на бумажную, материальное созидание (с браком) перерастает в духовное воспитание (с восторгом).

С первых же дней новый инструктор Ленинского райкома комсомола города Грозного понимает, что это его стихия, его стезя жизни. Чистый кабинет, рабочий стол, телефон, тишина, сплетни, создание видимости загруженности и озабоченности, а в сущности лишь брехня и пустословие. А как ему нравится говорить, как он любит различные сборища и заседания: от бюро и секретариата до пленумов и съездов. Оказывается, у Албаста природный ораторский дар: он уверенно, зажигательно и нагло может говорить о чем угодно очень долго и красиво. А как он изящен, даже артистичен на сцене! И фигура – фигура атлета!

Вскоре выяснилось, что Албаст не только активный комсомолец, кандидат в члены партии, высоко-квалифицированный инженер-строитель, но и классный спортсмен. По крайней мере, на лацкане его дорогого пиджака заблестел давно выданный значок кандидата в мастера спорта по боксу, и в подтверждение этого, в кармане лежало подлинное удостоверение.