Андрей Щукин - Созерцание Ристики

– Черт возьми, интересно, а какого цвета у нее глаза? – вдруг подумалось ему.

В это же самое время в паре километров к северу от неприкасаемой помехи, на светофоре, стояла красная Тойота. За рулем сидела молодая женщина в деловом костюме цвета мокрого песка. Она смотрела своими карими глазами в зеркало заднего вида, оценивая, насколько хорошо накрашены у нее ресницы. Загорелся зеленый, и Марина плавно надавила на педаль газа.

Через десять минут, одолев несколько поворотов и километров, Марина подъезжала к тому самому перекрестку. Еще издали картина казалась странной. Ей даже подумалось: не сон ли это?

На тротуарах толпились люди. Несколько человек стояло на проезжей части. И все как один смотрели на её неспешно приближающуюся машину! Приглядевшись, она удивилась уже по-настоящему. Нет, люди смотрели не на машину, как это обычно и бывает. Они старались рассмотреть её лицо!

– Господи, – погружаясь в растерянность, прошептала Марина.

Верхняя часть лобового стекла была чуть тонирована, поэтому некоторые из собравшихся людей склонили головы набок или даже слегка наклонились, чтобы разглядеть водителя. Марина уже ехала совсем медленно и могла наблюдать получившийся жутковатый эффект: все они смотрели исподлобья.

При взгляде из машины ситуация казалась невозможной. Такого внимания к собственной персоне она не чувствовала никогда. На секунду ей вспомнилась мечта из детства: эстрадная звезда Марина приезжает на свой концерт и приковывает восторженные взгляды целой толпы поклонников.

Однако отличие от мечты состояло в отсутствии оваций в честь прибывшей звезды. На улице царило безмолвие. Она знала, так как в салоне тоже стояла тишина. Марина относительно недавно получила водительские права, поэтому музыка при вождении её отвлекала.

– Что ж такое, – вновь прошептала Марина.

Вторая и главная особенность столь дивной встречи состояла в самом выражении лиц.

– Застыли словно…

Марина с трудом пыталась вспомнить схожую ситуацию.

– Боже! – ей вдруг стало совсем не по себе. – Застыли, словно увидели привидение.

Она не прибавляла скорость, потому как несколько человек по обеим сторонам стояли прямо на проезжей части и расступались лишь, когда расстояние между ними и автомобилем угрожающе сокращалось. Никаких заграждающих лент или других признаков, что ей следовало бы остановиться, не наблюдалось. В итоге она убрала ногу с педали и красная Тойота просто покатилась с пешеходной скоростью.

Наконец, впереди возникли фигуры, отличающиеся от других: они были в милицейской форме, стояли по центру перекрестка и, похоже, не собирались уходить с пути как другие. Позади них асфальт оказался усыпанным каким-то мусором, виднелись автомобильные обломки. Только теперь Марина обратила внимание, что повсюду валяется битое стекло.

Ей пришлось остановиться, что было не сложно – она лишь в смятение коснулась педали тормоза.

Происходящее по-прежнему казалось нереальным, а чувства всё еще были сбиты с толку. Тревога, проявляемая интуицией, теперь прочно завладела её подсознанием. В горле пересохло, и она судорожно сглотнула.

Тревога, напоминающая состояние перед кабинетом стоматолога. Она появляется, когда хочется успокоить себя, от чего становится еще тревожнее. Когда уже хочется уйти, да недетский возраст и оплаченный прием не позволяют сделать этого. И мы добровольно заходим в кабинет, словно в горящую печь, обреченно закрывая за собой дверцу. Хлоп!

Та же необходимость, с которой Марина понимала, что ей придется остановиться, подсказывала ей, что теперь придется выйти из машины.

Необходимость соответствовать поступкам взрослого современного человека.

Когда ощущаешь тревогу, трудно понять: по пустяку она или нет? Даже если ваше предчувствие развито, опасность события трудно оценить. Ведь современное воспитание не оставляет шанса отвлечься на не объясненные разумом чувства. Оно душит эти уникальные особенности нашей психики.

– Не беспокойся попусту, – говорит нам воспитание.

– Всё будет хорошо, – гипнотизируя, бездумно шепчет оно нам.

Пока же мы ждем развязки, предчувствие усиливается: портит нам нервы, но не приносит никакой пользы.

Наконец чувства Марины стали определенными – в ней заговорило негодование. Подобное она испытывала в школьные годы, когда вместо ожидаемой пятерки вдруг получала четверку.

В конце концов, она ничего не нарушила! Это замешательство отдаляет её встречу с сестренками. Они и так снова будут подшучивать: над её неумением быстро водить машину.

В итоге, она открыла дверцу уверенной в себе. Поставила на асфальт сначала одну туфельку с чёрным, широким, блестящим каблучком. Затем наклонилась к соседнему креслу, чтобы проверить мобильный телефон. Сообщений и пропущенных звонков не было.

Она вышла и закрыла за собой дверцу. Хлоп!

В салоне остался букет запахов, какие витают в помещениях, обжитых женщинами.

Внутри покинутого пространства воцарилась полнейшая тишина. Потоки воздуха прекратили движение. Стало жарче.

Всё действо перенеслось наружу.

Скорая еще только уезжала в одну сторону, а в конце противоположной стороны улицы Ударников уже появилась красная машина. Все люди на перекрестке, которых собрало случившееся событие, кричали наперебой, не давая Алексею и подъехавшим инспекторам дорожных служб выполнять свои обязанности.

Несмотря на обильное внимание к месту происшествия, для того, чтобы обнажилась суть события, не хватало заключительного, третьего аккорда.

Когда приближающийся автомобиль стал различимым, несколько возгласов самых внимательных зевак возвестили об этом, чем привели в молчаливое оцепенение всю, ожидающую развязки, аудиторию перекрестка.

Автомобиль стремительно приближался, не давая людям времени на размышления.

– Мамочки, её ведь уже увезли, – осипшим голосом вновь простонала мороженщица, всматриваясь в боковые стекла проезжающей мимо Тойоты.

– Проклятье! Чтобы мне пусто было, – опешил поло, опуская руку с незажженной сигаретой.

Алексей, не отрывая взгляда от подъезжающей проклятой легковушки, молча, схватил за плечо лейтенанта Васильева и на негнущихся ногах сделал десяток шагов прямо в центр перекрестка.

Машина Марины мерно наехала на скрипучее стекло и остановилась.

– Лёха, ты веришь в то, что видишь? Это, черт возьми, вообще как? – сказал тот, что был ниже в чине.

Алексей даже не заметил обращения не по уставу на людях, равно как и не корректно построенной фразы. В ответ он только покачал головой. Лицо женщины в песочном костюме, только что вышедшей из машины, было уже знакомо обоим.