Роман Булгар - Офицеры. Книга первая. Излом

– Погоди, не спеши, – девушка положила ему руку на плечо.

Парень медленно повернул голову в ее сторону, словно пытаясь узнать, что там еще от него хотят, если и так уже все понятно. Ну и что интересно оставалось делать Дине в такой нелегкой для нее ситуации?

– Глупенький, я же еще не сказала, что против отношений с тобой.

– Такие отношения ради просто отношений меня не интересуют, – глухо ответил он. – Извини, Дина, меня за то, что я кое-что в этой жизни понял не совсем правильно, а как, однако, хорошо ты об этом говорила. Ладно, что тянуть, поехали, – он положил руку на рычаг переключения скоростей.

– Рэмка, стой! – она захватила его правую руку в свою. – Ох, ну зачем, ну зачем вы сюда приехали? Да заглуши ты двигатель, наконец! Мешает же…

Наивный мальчишка, он одержал над ней, считавшей себя такой опытной, победу, он вынудил ее отбросить в сторону все свои принципы…

– Ох, Рэмка-Рэмка…

Движок то ли недовольно, то ли насмешливо напоследок фыркнул и стих. Кажется, это она сама случайно задела рукой за какой-то рычаг, и спинка кресла услужливо подалась назад…

Откуда-то на пытливый ум пришло полузабытое, и она, томно улыбаясь, прошептала:

– «Братья мои поставили меня стеречь виноградник… а своего виноградника я не уберегла…»

И Рэм немедленно включился в игру, взял ее маленькую руку и прижал ее к своим губам:

– И «Ты не жалеешь об этом, Суламифь?»

Услышав этот ответ из его уст, она тихонько ахнула. Это же из Куприна. Выходит, что он тоже его читал. А она-то думала. Но все равно последнее слово будет за нею:

– «О нет, царь мой, возлюбленный мой, я не жалею. Если бы ты сейчас же встал и ушел от меня и если бы я осуждена была никогда потом не видеть тебя, я до конца моей жизни буду произносить с благодарностью твое имя, Соломон!»

Ласково провела пальчиком по его губам, в душе торжествуя, полагая, что он уже не найдет более достойного продолжения. Но парень словно и не думал останавливаться:

Медленно-медленно в восторженном изумлении раскрывались девичьи глаза, обнажая свою бездонную глубину…

Застыл удивленно полураскрытый ротик. Она, она такого еще нигде не читала и не слышала. Что это? У Куприна такого и в помине нет…

Господи, он не сочиняет, он что-то цитирует, шпарит наизусть. Но что же это, что…

Ах! В сладкой истоме изгибается спина, когда его ищущие губы в подтверждение этих слов находят один из острых и трепещущих в желании комочков нежнейшей плоти…

– Ах! Рэмка, скажи, признайся, что это было…

– Это «Песнь песней» Соломона.

Нет, это просто невозможно! Она, сколько ни пыталась, нигде не могла этого найти…

– Рэмка, ты… ты…

Нет, он все больше и больше поражает ее…

Светало. Давно он проснулся и теперь ласково и нежно смотрел на свою любимую девушку, уютно устроившуюся свою прекрасную головку у него на коленях. Рэм старался сидеть тихо и не шевелиться, боясь разбудить ее неловким движением. Пока еще есть время, пускай поспит…

Через час он кончиками пальцев осторожно провел по ее нежному лицу. Медленно, словно нехотя, она просыпалась. Открыла глаза. Мягко и ласково улыбнулась. Потянулась к нему, обняла его за шею и горячо зашептала ему на ухо:

– Поедем, Рэмушка, пора. Ты ничего не говори. Не надо. Потом ты все поймешь…

Потом он все… поймет? А чего тут понимать? Ему и так уже все давно стало ясно и понятно. Он любит ее, и она тоже его любит. Теперь ей уж точно не удастся отвертеться. Он сам все слышал своими ушами, что шептала она ему в забытье, когда голос разума утих, и во всю силу говорили одни чувства.

Подъехать к дому незаметно не удалось. Видно, бабушка Амина давно уже хлопотала во дворе. К удивлению юноши она вовсе не стала их упрекать. Молча погладила свою внучку по голове, а ему лишь притворно погрозила пальчиком. И всего-то…

Зойку нашли не сразу. Сначала Дина кое-что разузнала в общаге, и они поехали дальше.

– Стой, вот она идет. Ну что, убедился? Я тебя предупреждала, что это может и не понравиться.

Теперь уже Марат видел все своими глазами. Зоя шла не одна, а в компании молодых мужчин, на вид очень прилично одетых. По их свободному поведению чувствовалось, что знакомы они давно.

– Это ребята с горкома комсомола, – пояснила Дина своим спутникам. – Я их когда-то видела у нас в училище. Хочешь с ней поговорить?

– Поговорю…

Раз они уже приехали… Как того и следовало ожидать, Зойка с явным неудовольствием отреагировала на появление Марата. Даже слушать его толком не стала, резко оборвала. Марат вернулся весь посеревший и явно обескураженный.

– Да ну ее к черту, – сквозь зубы процедил он и плюхнулся на заднее сиденье. – Рэм, садись ты за руль, поведешь сам. Что-то у меня все внутри трясется, – Марат как-то неловко и сконфуженно улыбнулся.

Ехали назад молча, никто не решался нарушить повисшую в салоне вязкую тишину. Каждый в одиночку пытался думать о чем-то своем, пока не остановились у дома, от которого еще ранним утром начали свое путешествие.

– Зайдете пообедать или сразу поедете? – спросила девушка на всякий случай у приунывших парней.

Совершенно не зная, что им после всего делать дальше, братья в глубокой нерешительности только пожали плечами.

– Давайте пока в дом. Там вместе все и обсудим, – девушка предложила выход из сложившейся ситуации.

Марат ел медленно, тщательно пережевывая, потом буркнул:

– Она сказала мне, что, мол, зачем ей нужен такой неуч, как я. Видишь ли, ей, цаце, подавай мужа с соответствующим уровнем…

– Что я тебе тогда говорила? – тихо шепнула Дина на ухо Рэму, согласно кивнувшему ей в ответ.

– Она, зараза, так прямо и сказала, что я для нее был лишь средством для достижения ее цели… – угрюмо продолжил свою исповедь Марат.

За столом снова стало тихо, только ложки застучали почаще. Казалось, что неразрешимая проблема мучила всех троих. Как найти решение, которое могло устроить всех сразу? Как им поступить, если Рэм вовсе не хотел уезжать отсюда, а Марату здесь, в принципе, и делать-то больше нечего? А Дина и сама не знала, чего она больше всего хотела. Чтобы они уехали к себе поскорее, а там, как говорится, с глаз долой и из сердца вон, или…? Кое-как покончив с содержимым в тарелках, вразвалку вышли во двор. Разговор не клеился.