Томаш Кенч - Шаг сквозь тень

Вокруг отеля была целая сотня лавок. Парикмахерские и мелкие закусочные, продавцы бижутерии. Но в основном, конечно, одежда. Район со скидками. Лавки с выставленными на улицу манекенами. «Фабрика – Золотой город», десятки одетых в легинсы ног. «Итальянский текстиль», безголовые манекены в дешевых костюм. Искать здесь того, кто мог видеть Элизу, было все равно, что искать иголку в стоге сена. Но я все же решил попробовать. И, как оказалось, не зря.

Я недоумевал, как молодая девчонка могла остановится в таком месте; она не могла не заметить старые ларьки, привязанные к фонарным столбам навесы из брезента и бездомных, завалившихся спать на картонные подстилки. Этот участок города, славящийся своей злачностью, стал домом для опустившихся наркоманов и обездоленных горожан. В полиции этот район называют «зоной локализации» бездомных, а на картах он помечен как городские трущобы, сердцем которых является Мэйн-стрит.

Район то и дело прочесывали полицейские, которые записывали номера припаркованных автомобилей. Медленно, словно улитки, они кочевали по соседним улицам. К тому же местные жители уже были в курсе событий, оповещены через радио и интернет.

– Бог обитает в крови, – говорит мне местная черная сплетница. Она указывает мне на пластиковое распятие и спрашивает: «Поможет ли оно защититься от дьявола»?

Мы стоим у автобусной остановки, и она громко отхаркивает на асфальт, держа в руке пивную банку. Фонари выстроились вдоль тротуаров, образуя авансцену, и креза бродит по нему словно актриса на репетиции.

– Ты мою собачью латынь не понимаешь, да, Чарли? – спрашивает она меня. – И я понимаю, что нет надобности поправлять ее. – Да, да… не понимаешь, но все ровно слушаешь, слушаешь, потому что тебе интересно, у тебя в голове что-то торкает и ты знаешь, что это может оказаться правдой, что ее забрал дьявол.

Болтунья пьет из банки, оттопырив мизинец, а выпив, облизывает свои толстые губы и смотрит на меня глазами, в которых блестит безумие.

– Как же, дьявол; шла бы ты от сюда, хабалка, – начинаю дразнить ее я.

– Я тут подумала. Мы с вами не подходим друг другу. По гороскопу, – говорит она и начинает пятиться. Уходя, она шепчет что-то себе под нос и размахивает руками.

Дальше больше. На углу 7-й и Юг-Мейн мне попался старичок в кожаных штанах и красной бандане. У него на плече красовалась громадная магнитола. Он утверждал, что убитая девушка была жертвой Господа из-за того, что в Лос-Анджелесе на президентских выборах 2008 года жители голосовали за черного президента. А у закусочной на 8-й улице,

один из бродяг стрельнул у меня четвертак и разразился долгой тирадой о том, что сейчас здесь слишком много китайцев и о том, что не стоит тревожить девчонку, которая давно уже в стране чудес.

– Зачем ты нас трогаешь? Люди не хотят нас видеть. Будешь шляться здесь, сам не заметишь, как окажешься таким же нищим. Не веришь? Тогда послушай. Мы сгорим в аду! Ясно тебе? Слышишь? Пожарная машина приближается!

– Волосы – это трава, – слышу я его голос. Он говорит так, словно произносит заклинание, практически шепотом. – Трава, которая растёт из людей. И Земля курит наши волосы. Ты не знал? Особые сорта, конечно. В основном, блондинов.

Сумасшедшим нужно говорить, и они говорят не задумываясь, так же непринужденно, как дышат воздухом, а я лишь пытаюсь уловить хоть что-то в океане случайных слов. Запах безумия растекается во все стороны, прямо из сердца города и, накрепко впитываясь в атмосферу, в людей, в мысли, кажется естественным и изначальным запахом свободы.

– Как, ты говоришь, она выглядела? Девчонка. Очкастая китаянка? – спрашивает меня пьяница с пунцовым лицом. – Ну, тогда, может, спросишь о ней в газетном киоске?

Разумные отрицательные ответы были настолько же скучны, насколько неразумные – изобретательны, и я начинал чувствовать себя чужаком, забредшим на вечеринку с участием двинутых клоунов. Закончив к половине второго, я поплелся к машине, подумывая о том, что не мешало бы перекусить. Но неподалеку от парковки я увидел книжную лавку «Последняя книга», находящуюся прямо напротив отеля, и вспомнил резонные слова пьяницы.

Внутри – стенд с книжками, остатки старых тиражей. Такие книжки невозможно продать по отпускной цене. Поэтому цена – доллар. В городе, дышащем миллионами, цена в один доллар – это особый статус. Черная метка. Что можно найти в книге за доллар, кроме разочарования и уныния? Я не знаю… Элиза купила три.

Я заметил свой профиль в отражении витрин. Черно-белое изображение дрожало в слабых солнечных бликах. Надеюсь, на самом деле я не так бледен. На прилавках свалены дешевые сувениры, колоды карт, путеводители, брелоки.

Я подошел к продавщице, женщине средних лет, с уставшими глазами и сухими, потерявшими цвет, волосами, больше напоминавшими мне солому. Лицо почти детское, невыразительное, маленький рот и редкие зубы. Женщиной она оказалась любезной и общительной.

– Да сюда уже приходили двое полицейских, расспрашивали о ней. Я помню эту девочку. Она была здесь 31-го января и… знаете… кажется, вела себя слегка странно. Говоря это, она сортировала открытки и раскладывала их в небольшие картонные коробки.

– Странно? Что именно показалось вам странным?

Продавщица задумалась и начала скрести ногтем указательного пальца тарелку для мелочи, соскребая с нее сухие остатки налипшей жвачки.

– Она была как будто на взводе. Кричала: «Книги за доллар, надо брать». Что-то в этом духе. Махала руками, смеялась.

– Она была одна?

– Да, думаю что одна. По крайней мере, если с ней и был кто-то, то он к ней не приближался.

Я взял одну открытку. Это оказалась поминальная открытка с изображением скорбящей Марии Магдалены. Снизу была надпись: «Небеса примут усопших рабов божьих».

– А вы не можете вспомнить, много у нее было наличных при себе?

Я вернул ей открытку.

– Не знаю, думаю в районе сотни, – ответила она.

– И что же, купила что-нибудь?

– Да, три книги за доллар.

Выйдя из книжной лавки, я купил кофе и газету «Ла Таймс», затем вернулся в машину. Огляделся по сторонам. Ни одной, ни второй машины, стоявших рядом, уже не было. Я забыл взять сахар и вспомнил, что Майкл всегда оставляет лишние сахарные стики в бардачке. Я залез туда, разгребая хлам рукой; тут можно было найти все что угодно, начиная от потрепанного путеводителя Братьев Томсон, кучи музыкальных дисков, лежащих без коробок, которые положил сюда я, до жвачек и сигарет, сломанных карандашей; нашлась в нем и пара пакетиков с сахаром. Я не спеша выпил кофе и когда его оставалось примерно с треть, завел мотор.

Дождь лил не переставая. «Ну что же, для начала неплохо», – подумал я и решил вернуться в офис, немного покопаться в интернете. Через квартал я притормозил у светофора с загоревшимся перед моим носом красным и прочитал заголовок «Таймс» с фотографией резервуаров на крыше отеля.