Максуд Ибрагимбеков - В аду повеяло прохладой

По причине неприбытия полевой кухни личному составу довольствие и в этот день было выдано сухим пайком. Сеймур и Зафар разломили брикеты пшенной каши, залили их крутым кипятком и прикрыли алюминиевые миски тарелками. Пайковые двадцатиграммовый кусочек масла и соль, добавленные в поспевшую горячую кашу, превращали ее на вкус изголодавшихся за сутки людей в изысканное блюдо. Кашу полагалось заедать сухарями из черного хлеба, но истинные гурманы предпочитали съедать их отдельно, на десерт, запивая это хрустящее лакомство компотом из сухофруктов. Обед подходил к концу друзья все еще молча пребывали в состоянии мрачного ничегонеделания. События в последнее время происходили невеселые, но говорить об этом не хотелось. Последнюю неделю на позициях ни разу не появлялась полуторка военно-полевой почты, и оказалось, что это даже хуже, чем отсутствие кухни. Из дома писем теперь никто не получал, а треугольники своих неотправленных писем бойцы постоянно носили при себе.

К приходу Глеба Харламова Сеймур и Зафар отнеслись спокойно. Все трое – в звании младшего лейтенанта, и поэтому появившегося на поляне Харламова они поприветствовали, не отдавая чести. Человек он был веселый и общительный, считался опытным офицером, много курил и, видимо, в связи с этим часто и надрывно кашлял. Бросать курить он не собирался, так как был убежден, что всем, кто вынужден постоянно заниматься усиленной умственной деятельностью, курение необходимо. Глеб Харламов в первые же дни войны ушел на фронт добровольцем со второго курса Сельскохозяйственной академии, и считалось, что он лучше всех разбирается в вопросах сельского хозяйства. Поэтому на улаживание хозяйственных проблем с местным населением полковое начальство обычно отправляло его.

– Отдыхаете?

– Ведем полемику, – объяснил Зафар, – можно сказать, научную. Вроде все ясно, а договориться не можем.

– Полемика – это хорошо, – похвалил Глеб. – О чем речь, в двух словах?

– Вопрос простой, – сказал Сеймур. – Короче говоря, как, по-твоему, водились ли у королевских мушкетеров вши?

Глеб тщательно растер о землю докуренную самокрутку и зашелся в затяжном приступе кашля, было видно, что он тянет время.

– Мнений у нас, в основном, два, – продолжил Сеймур. – Я, например, считаю, что, с учетом полевых условий, среди мушкетеров вшивые встречались сплошь и рядом.

– Ясно, но нуждается в проверке, – с сомнением произнес Зафар.

– Это можно. На кону – махорка. В Дубках, в полутора километрах отсюда расквартирован кавалерийский полк. Давай сходим туда, и спросим там у любого кавалериста, есть ли у него вши, – предложил Глеб.

Сеймур неодобрительно покачала головой:

– Кавалеристы, они все нервные. Поэтому как спросите, бегите со всех ног, не дай бог, догонят, – посоветовал Сеймур. – Короче говоря, Зафар, не будь занудой, отдай махорку. Глеб победил.

Глеб был заядлым спорщиком, друзья постоянно придумывали для него новые поводы, и делалось это исключительно для увеселения души.

Теперь молчали все трое. Отчетливо был слышен звук мотора вконец обнаглевшего самолета-разведчика со свастикой на крыльях, второй раз пролетевшего без сопровождения на небольшой высоте.

– Не нравится мне все это, – оглянувшись по сторонам, сказал Глеб.

– Что именно?

– Всё не нравится.

– У меня в Баку приятель был, Элик Казиев, когда ему вокруг всё не нравилось, он обычно говорил: «Хаты нет, денег нет, кругом шашнадцать!» – вспомнил вдруг Зафар.

– Дурак набитый твой Эдик! – раздраженно произнес Глеб.

Сеймур внимательно посмотрел на Глеба:

– Плохое настроение?

– А ты не чувствуешь, что происходит?

– А что происходит?

– В том-то и дело, что ничего. В каждой роте половина состава, а то и меньше. Пополнения ждем не дождемся – где оно? То же самое с боеприпасами. В нагане четыре патрона, на сегодня это все мое вооружение. Радиосвязи нет, ни с кем связаться не можем. Сидим, как на острове. Немцы же нас голыми руками возьмут. Не пойму только, чего они ждут.

Зафар ждал, как отреагирует Сеймур. Сказанное Глебом уж очень сильно напоминало то, от чего чуть ли не ежедневно их предостерегал с плакатов суровый политрук, прижимающий к губам указательный палец: «Враг не дремлет!», или «Болтун находка для шпиона», или «Провокаторов за ушко на чистую воду!». Но Сеймур слушал Глеба, не возражая.

А тот не мог остановиться:

– У артиллеристов всего два грузовика, и на тех нет бензина, пушки приходится разворачивать вручную.

– Это артиллеристы тебе рассказали? – с недоверием спросил Зафар.

– Мне и фашисты ничего не рассказывают, только я по ночам слышу с их стороны автоматные очереди. А у наших бойцов только винтовки Мосина, и те без боекомплекта.

Все молчали. После наступившей паузы Глеб спросил у Зафара:

– Напомни-ка, что говорил твой приятель Эдик насчет денег и хаты.

– Он не Эдик, Элик его зовут. И он не дурак.

– Это хорошо, что не дурак. Ну!

– Денег нет, хаты нет, кругом шашнадцать! – повторил Зафар.

– Вот именно! Кругом шашнадцать! – мрачно произнес Глеб. – Прошлую ночь с той стороны было слышно, как подтягивается тяжелая техника, а у нас на сегодня за ударную силу только кавалерия.

– Лучшие танки производятся в Советском Союзе. И прямо с конвейера своим ходом идут на фронт! Я сам читал в «Вестнике фронта», – возмутился Зафар.

– А где они? – словно высматривая танки, Глеб, вытянувшись во весь рост, огляделся по сторонам. – Не видно танков.

– Извини меня, Глеб, но сегодня тебя понесло не в ту степь, совсем не в ту! Скажу откровенно, я с тобой не согласен! – попытался возразить Зафар.

– В чем не согласен? – удивился Глеб.

– Извини, во всем не согласен, – внушительным тоном отчеканил Зафар. – Сеймур, ты идешь?

– Нет.

– Ты иди. Мы с Сеймуром еще побеседуем, – сказал Глеб, чем окончательно испортил настроение Зафару.

– Уже и в своем окопе нет покоя, – ни к кому не обращаясь, недовольно пробормотал Зафар, направляясь в сторону землянки.

Оставшись наедине с Сеймуром, Глеб поделился с ним результатами своих наблюдений. По мнению Глеба, в руководство армии проникла группа диверсантов, которая, безнаказанно орудуя со знанием дела, лишила боеспособности части, которым предстоит защищать от наступления фашистов этот участок фронта. Обо всем этом Глеб собирался подробно сообщить в письме товарищу Сталину. Он был очень взволнован, у него горели глаза, но мысли свои он излагал четко и понятно.