Михаил Веллер - Баллады тюрем и заграниц (сборник)

– Я делал. Я делал Пушкина. Есть свидетели. Комиссия принимала.

– Это мы проверим. А кто же сделал Дантеса? Это – Дантес? – спросил для верности капитан, не знакомый, как и большинство людей, с внешним обликом знаменитого убийцы-кавалергарда.

– Возможно, – неохотно ответил скульптор.

– Что значит – возможно? А кто ж это – маршал Жуков? Надпись соответствует? – соответствует! Ты давай не юли! Так и запишем: «Бюст, идентифицированный согласно надписи… как поручик… Жорж Дантес…» Так… Вам известно, кто его сделал?

– Известно…

– Ага. Уже хорошо. Назовите фамилию.

– Да чего там…

– Точнее.

– Я…

– Что – «я»?

– Изваял…

– Кого изваял?

– Дантеса.

– Кто?

– Я.

– Вы?!

– Я…

– Дантеса?!

– Но и Пушкина тоже!

– Зачем???!!!

– Пушкина? К юбилею.

– Дантеса!!!

– Ну, так вышло…

– Как вышло?! Тоже к юбилею?!

– Ну… получается да.

– Зачем???!!!

– Это была моя ошибка… – поник скульптор повинно.

– Что значит «ошибка»?! Как можно так ошибиться, чтобы к юбилею Пушкина сделать памятник Дантесу?! Вы что, не любите Пушкина?!

– Я люблю Пушкина! – горячо опроверг скульптор.

– Вы, может, не русский?..

– Русский, – после крошечной паузы с достоинством ответил скульптор.

– Вы вообще Пушкина от Дантеса отличить можете?!

– Вообще – да.

– Это вот кто?!

– Видимо, Дантес.

– Что значит «видимо»! А где Пушкин?!

– Наверно, у цыган.

– Каких цыган?..

– Кочующих. – Скульптор устал и озлобился.

– Где?

– По Бессарабии. Шумною толпой.

– Не понял. Что делает Пушкин у цыган?

– Шампанское пьет.

Ему было необходимо опохмелиться.

– Я за ним следить не приставлен, – сказал он. – Не жандарм, слава Богу. Вы милиция – вот вы и ищите, где Пушкин.

Капитан применил легкую степень физического воздействия – привстал и через стол дал ему в ухо.

– Говори толком, – рявкнул он, – ты все-таки кого больше лепил – Пушкина или Дантеса?

– Больше я лепил Ленина.

– А как же вышел Дантес? Фамильное сходство?

Скульптор пожал плечами.

– М-да. Талант. Да я б тебе даже Троцкого не доверил лепить!

– Тебя об этом Троцкий сам просил? – поинтересовался скульптор и для симметрии получил в правое ухо. – И хватит руки распускать… Майк Тайсон! Ты еще ухо мне откуси! Каннибал!

– Кто каннибал? – зловеще спросил капитан.

– А кто меня хотел заставить Троцкого лепить?

– При чем тут Троцкий?..

– А при чем тут каннибал?

Капитан помолчал и спросил проницательно и мирно:

– Тебе что, опохмелиться надо?

– Ну. А то нет.

– Так бы и сказал. – Он вышел и вернулся со стаканом, где было граммов сто пятьдесят.

– А закусить?

– Занюхаешь, – хмыкнул капитан и подержал у него под носом кулак. – И давай сотрудничать со следствием, хватит коту бейцы крутить. На, закуривай. Итак. К юбилею Пушкина ты больше лепил Ленина, но на этот раз получился Дантес. Кто здесь дурак – ты или я?

– Вам виднее.

– Под дурдом косишь? Излагай по порядку, не своди органы с ума.

По порядку оказалось следующее.

Опохмелившийся скульптор частично восстановил свои умственные способности, травмированные происшедшим, и сделал заявление: прежде всего он хочет представить оправдательный документ. Заинтригованный капитан отправил на квартиру скульптора сержанта с ключами и инструкциями. Был доставлен красивый бланк с французским флагом, французским же, вероятно, текстом и печатью. Внизу красовалась размашистая подпись.

– Это что?

– Это благодарность Министерства культуры Франции.

– Кому?

– Мне.

– За что?

– За Дантеса.

– Что-о?.. Читай!

– Я не знаю французского.

Капитан шумно вышел и подержал голову под холодным краном. Потом он выпил стопарь, понюхал нашатырь из аптечки и вернулся почти в здравом рассудке.

Французский знали два человека в городе: референт мэра и учительница французского из платной гимназии. Учительницу привезли. Она стала читать, вытаращила глаза, ахнула и засмеялась.

– Ну?

– Здесь есть ошибки.

– Ничего себе министерство культуры!

– Это не министерство культуры.

– А что же это?! – дуэтом спели жертва и палач.

– Читать как есть?

– Переводи!

– На бланке написано: «Министерство самых глупых художников за границами Франции».

– Блядь… – сказал скульптор. – Простите, пожалуйста, это не вам.

– Дальше переводить? «Мы искренне благодарим этого дурака за его работу. Для небольшие деньги он может делать памятник даже про козел. Но эта работа помогает для торжество справедливость. Просьба для власть не наказывать его строго. Подпись: помощник старший ассенизатор Жорж Клемансо».

– Так, – сказал капитан. – Да. Это документик. Ничего не скажешь. По существу. Впечатляет.

– Ну, блядь, – сказал скульптор. – Простите, пожалуйста, это не вам.

– Так. Гм. А на печати что?

– А на печати: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».

– Соединились на нашу голову. И что вы можете про это сказать?

– Я? Про это? Что Клемансо давно умер.

– Ценная информация. Ну ничего… Мы этих… помощников старших ассенизаторов… еще вые… найдем!!

Учительницу прогнали пешком. Скульптора трижды треснули по башке телефонной книгой и вытянули наконец раз дубинкой по почкам. И капитан лишний раз утвердился во мнении, что подобные процедуры надо проводить сразу, без ложного гуманизма. Потому что скульптор резко перестал острить, и из него тут же вылетела нужная информация. А именно:

Через несколько дней после того, как бюст Пушкина был преждевременно поставлен на полагающееся ему место, к скульптору в гости пришла юная пара приличного вида. Лет по двадцать, а точнее кто их разберет. Они спросили, может ли он принять заказ на срочное изготовление чугунного бюста, и даже достали бумажку с размерами. Скульптор объяснил, что он сейчас без мастерской, так что трудно, но вообще можно воспользоваться мастерской знакомого. Парочка намек поняла, и парень сказал, что готов сразу дать пятьдесят долларов аванса. Сошлись на ста, учитывая цену глины, литья, квалификацию скульптора и общую трудность жизни. После чего девушка вынула из сумочки два сложенных листка – один старой и желтой бумаги, а другой – свежую компьютерную распечатку. На обоих были гравюрные портреты в стиле девятнадцатого века, изображающие юного красавца в мундире с эполетами. На старом листке, вырезанном явно из книги, портрет был маленький и в три четверти, а на новом – крупно, анфас, и не очень четко. Подписей под ними не было.

Парень сказал, что это его дальний предок, дворянин и русский офицер. И теперь он, восстановив свою родословную, хочет поставить ему памятник. Деньги есть, но лишний блеск ни к чему, нужен хороший вкус.