Таньчо Иванса - Маленький роман из жизни «психов» и другие невероятные истории (сборник)

Вместо ответа он приоткрывает небольшую стеклянную дверь – точную копию окон, кстати, так что если не знать, то и не найдешь – и жестом приглашает присесть за плетеный столик в саду. Затем устраивается в кресле напротив, всем своим видом выражая готовность слушать.

Сама того не желая, рассказываю ему все: и то, что я из другого мира, и что сбежала от мужа и встретила Диму, и о своих снах. Слова помимо моей воли выдуваются, изливаются на бедного ни в чем не повинного Мастера. Рассказываю ему о разговоре с Файяном и о том, что именно он подсказал мне к кому обратиться за помощью. Заканчиваю свой монолог вопросом о Лиловой Двери. Мастер молчит, задумчиво качая головой, затем, словно что-то вспомнив, сообщает:

– Да, я видел дверь, о которой вы говорите. Только она не в Алвее. Она украшает вход в Театр Белых Теней в Ллине. Я расписывал его свод лет, эдак, пятьдесят назад. Заодно подкрасил. Невообразимо прекрасная вещь – эта дверь. Она мне запомнилась не столько неповторимым цветом, сколько изображением каких-то странных птиц с большими распущенными хвостами. Я таких никогда не видел, а они, словно бы танцуют друг с другом.

– Да, это точно она. Именно. С переплетающимися в танце павлинами. – Я чуть не плачу от радости. – А как мне добраться до Ллина?

– О, это просто. Ты ведь на велосипеде приехала? – интересуется Мастер.

– Да, – выдыхаю.

– Ну, вот, доедешь до южной окраины Алвея, увидишь Цветочный Холм, за которым начинается Голубой лес. Он называется так, потому что засажен исключительно керниями – это деревья с жесткими треугольными светло-синими листьями. Езжай по земляной дороге, она выведет тебя на другую, которая выложена квадратными бледно-желтыми камнями, которая и приведет тебя сперва в небольшой городок под названием Биллей, ну а через два дня пути, окажешься в Ллине.

– А вы случайно не знаете, у кого в Алвее я могу остановиться? – робко спрашиваю его. – Мне бы хотелось привести себя в порядок… кроме того, у меня почти закончились припасы, в общем…

– С вами все ясно, барышня, – улыбается Мастер моей нерешительности.

– Можете остановиться у меня. Жена испечет вам филисных коржиков в дорогу, а пока комната на втором этаже и ванна в вашем распоряжении.

– Ой, спасибо вам огромное! – радуюсь такому простому и, чего там скрывать, желаемому решению моей маленькой проблемы. – Я вам не помешаю? У вас же, наверное, занятия…

– После обеда. Кстати, если вам интересно, можете присоединиться.

– Это не передать как здорово! С большим удовольствием!

Мастер провожает меня в небольшую светлую комнату. Видимо, жители мира из моих волшебных снов, не подозревают о существовании такой удобной и совершенно бесполезной, если речь идет о настоящем искусстве, вещи как обои, посему округлые стены комнаты представляют собой изображение бесконечного зеленовато-голубого моря и сиреневого неба над ним. Такое ощущение, что находишься на пляже и наблюдаешь эту необыкновенную красоту вживую. Даже запах какой-то особенный.

Мастер удовлетворенно хмыкает, видя мое восхищенно-пораженное выражение лица, и неслышно удаляется, оставив меня наедине с моими эмоциональными переживаниями и Виром, протиснувшимся в слегка приоткрытое окно комнаты.

– Привет, – говорю тихонько, дабы, не приведи господь, не спугнуть своего невесомого яблочно-мятного спутника.

Он лепечет что-то невразумительно-шелестящее мне в ухо и облетает вокруг моей, старающейся не шевелиться тушки, оставляя за собой шлейф неповторимого запаха с привкусом морского песка и слез.

– Если я когда-нибудь проснусь и вдруг забуду все это: и Туйян, и Алвей, и Грету, и этот радужный мир с сиреневым небом и двумя солнышками, и фиолетовые сумерки с огромной синей луной на беззвездном небе… Вернись за мной, ладно? Не оставляй меня одну, очень тебя прошу…

Вир возмущенно выдыхает в мое лицо порыв мятно-яблочного недоумения, потом внезапно успокаивается и, улетая, небрежно цепляет оконную ставню, что с полной ответственностью можно принять за утвердительный ответ. Мне становится немного грустно. Грусть эта – скорее светлая, чем похожая на черную меланхолию, неоднократно посещавшую меня в худшие моменты моей странной жизни. Она сродни летнему ветру – теплая и легкая.

Впрочем, времени, даже для такой приятной метафизической грустинки, у меня не так уж и много – я не могу не использовать уникальную возможность попасть на занятие к Мастеру. Посему, приняв ванну с цветочными лепестками, переодевшись в легкое платье, спускаюсь в сад, где жена Мастера Гринча уже заставила плетеный столик какими-то офигительно ароматными яствами.

За время пребывания в Иллионе я привыкла и восприняла как данность, что мясо его жители не употребляют ни в каком виде, поэтому на столе присутствуют фрукты, небольшие воздушные коричневатые хлебцы, а главным блюдом выступают тушеные овощи. Разбираться с названиями угощений мне не хочется, да и непосвященной хозяйке было бы странно слышать вопросы типа «Как называется вот этот красный в желтую полосочку шестиугольный фрукт?», посему я просто наслаждаюсь невероятной вкусноты обедом.

После, меня торжественно усаживаю за один из мольбертов перед самой кафедрой и предлагают порисовать. И кем бы я была, если бы отказалась?..

Кроме меня на занятии у Мастера присутствует около десяти молодых людей и девушек, даже одна малышка, лет семи, коя с самым серьезным видом рассматривает мою персону с ног до головы. У них у всех настолько одухотворенные лица – куда там Марии Магдалене!

– Сегодня мы рисуем РАДОСТЬ, – к моему глубочайшему изумлению произносит Мастер, садится за мольберт и начинает творить.

Я-то, простая сельская девушка, думала, что мы будем рисовать что-нибудь с натуры; на худой конец, пейзаж за окном. А тут… Несколько часов искусства, приправленного шелестящей тишиной кистей и бумаги – просто райское наслаждение (куда там тому «Баунти», прости господи!).

Не скажу, что мне легко дается это задание, но в целом, я довольна.

Когда работа окончена, ученики разворачиваются к Мастеру Гринчу и комментируют свои рисунки. Отмечаю про себя, что в мастерской принято хвалить друг друга за отдельные моменты и рисунок в целом и указывать на неточности и никого духа соперничества.

На мой не слишком профессиональный глаз, все рисунки учеников, можно смело отправлять на выставку в Лувр какой-нибудь. Они просто идеальны, но когда я вижу рисунок Мастера… честное слово, я испытываю настоящий шок! Невозможно предать простыми человеческими словами то, какой он красочный и эмоционально насыщенный: наверное, если бы радость была чем-то на что можно смотреть или до чего можно дотронуться, она бы выглядела именно так и никак иначе. Понимаю, что мне после Высшей Художественной школы института культуры еще есть чему учиться. И я собираюсь незамедлительно начать это делать, как только буду уверена, что не проснусь однажды утром в своем мире, напрочь забыв о своем волшебном сне. Чем дольше я нахожусь на Иллионе, тем больше страшусь этого, и ничего не могу с собой поделать, к сожалению.