Вионор Меретуков - Лента Мебиуса

И на их проведение появились деньги.

С недавних пор основной статьей государственного дохода королевства стала добыча и реализация красного золота, драгоценного металла, по своим химическим и физическим свойствам сходного с обычным золотом, что позволяло использовать его не только в электронной промышленности, но и при изготовлении ювелирных изделий, где красное золото, как известно, ценится выше обычного.

Основной эта статья стала лишь с конца прошлого года, когда американская Немезида своим карающим мечом рубанула – фигурально выражаясь – по толстой шее Адама Соловейчика, отправив его в связи с неуплатой налогов на весьма солидный срок за решетку, упростив таким образом для короля Самсона процедуру национализации всего движимого и недвижимого имущества миллиардера.

Единственное в мире месторождение красного золота, расположенное в южном районе страны, находилось до последнего времени в руках этого самого богатого человека Асперонии. А до этого – в руках его отца, Леона Соловейчика. А до Леона Соловейчика – в руках Шимона Соловейчика, а до Шимона… Короче, и Самсон Первый, и Иероним Неутомимый, и их предшественники только облизывались да локти кусали себе от зависти, поглядывая на красно-золотые миллиарды Соловейчиков, но отобрать лакомые прииски красного золота духу у королей не хватало.

Вот тут-то тирания как форма безграничной государственной власти оказалась на высоте.

Прибрать к рукам вдруг оказавшимся бесхозным богатство магната пыталась мадам Бухман, теща Адама Соловейчика, известная асперонам не только своей громокипящей общественной деятельностью на ниве уравнивания всяких гнусных тварей в правах с человеком, но еще и привычкой даже в летнюю жару щеголять в сапогах из крокодиловой кожи. Именно это ее пристрастие к ношению обуви из натуральной кожи в конце концов сослужило ей плохую службу.

Канцелярия короля под руководством графа Нисельсона за ночь состряпала закон – основой послужил проектик самой общественницы – об уголовной ответственности за ношение сапог из кожи животных, и чрезвычайный триумвират судей в составе самого графа, гофмаршала Шауница и подвернувшегося под руку шеф-повара Люкса оперативно вынес слишком бойкой старушенции смертный приговор, тут же замененный милосердным королем пожизненной ссылкой в известный нам монастырь.

Приговор был вынесен утром, а вечером того же дня закон был аннулирован. Да и как было его не отменить, если у всех порядочных людей на ногах красовались башмаки из натуральной кожи? Но к тому времени любительница сапог из аллигатора уже обживала узенькую, в одно оконце, монастырскую келью на острове Нельке.

Поскольку мадам Бухман в одночасье превратилась в уголовный элемент, она вследствие этого оказалась пораженной в правах, а, значит, и наследовать прииски красного золота никак не могла.

Таким образом, прииски отошли к государству. Остальным же родственникам Адама Соловейчика пообещали, что если они не угомонятся, им найдут работу на тех же приисках, например, в качестве шурфовщиков или возчиков тачек, чтобы они потом не жаловались, что их совсем отстранили от участия в освоении месторождения.

Американцы, обычно первыми успевающие к корыту, на этот раз оплошали. За океаном никак не ожидали от властей королевства такой шустрости и теперь гадали, к чему бы прицепиться, чтобы, не тратя деньги и время на военную операцию, отобрать у Асперонии прибыльное дельце.

А пока американцы раскачивались, Асперония стремительно наращивала финансовую и экономическую мощь. Страна, до этого бывшая ярко выраженной автаркией, получила возможность выйти на деловые европейские просторы.

В этой связи еще чаще стали приходить к королю печальные братья Берковские. Опять сидят часами, в носу ковыряют. Теперь уже оба… Опять стонут, прося утвердить какой-то ублюдочный государственный бюджет на следующий год…

Самсон невинно улыбается и молчит.

После упразднения парламента Макс Берковский оказался не у дел, и братом Генрихом был привлечен к работе в кабинете министров, заняв пост заместителя председателя правительства, став таким образом заместителем у собственного брата.

Самсон заметил, что сонные, застывшие гримасы на лицах братьев иногда сменяются выражением недоумения и растерянности.

Братья своими длинными носами почуяли опасность, они понимали, что она исходит от короля, но в чем она заключается, пока понять были не в силах.

Против вынесения приговора старушке Бухман пытался выступить только один человек. Не следует думать, что это был некий мужественный борец за права человека. Это был известный кровопийца, председатель Верховного Суда Асперонии Сигизмунд Ульрих. Он, не сдерживая возмущения, просил объяснить ему, почему важные уголовные дела рассматриваются без его участия.

Но когда Ульриху передали слова короля о том, что «если этот старый вонючий козел еще раз осмелится совать свой нос туда, куда его не просят, его сотрут в порошок», председатель суда от страха чуть не обделался и попросил сообщить Его Величеству, что таким объяснением совершенно удовлетворен. И, мало того, целиком и полностью поддерживает замечательную идею об учреждении чрезвычайных троек, которые оперативно борются с врагами отечества.

Узнав о кончине Карла, Самсон, в соответствии с протоколом и традицией, отправился на похороны.

На похоронах короля Карла Самсон встретил славного Манфреда, от которого получил приглашение на обратном пути посетить Нибелунгию. Самсон с радостью принял приглашение.

На поминках Самсон с Манфредом нажрались, и Самсон признался, что долгие годы мечтал полежать рядом с Манфредом на его прославленных изумрудных полянах, в окружении хмельных красавиц и веселых собутыльников. И чтобы журчал хрустальный голубой родник, и чтобы пели разноцветные птицы в кронах столетних дубов, и чтобы пенилось терпкое вино в золотых кубках! И чтобы Самсон и Манфред вели пространные высокоумные беседы о таинствах рождения и смерти, о бесконечности, добре и зле… О вечной любви и вечной жизни, в конце концов…

Самсон не заметил, как странно после этого посмотрел на него Манфред.

Увы, в Нибелунгии Самсона ждало разочарование. Сразу после прибытия Самсона прямо в аэропорту Манфредберга, столицы Нибелунгии, погрузили в паланкин и почти сутки несли до этих самых чертовых изумрудных полян: таким образом предупредительный и заботливый Манфред хотел сделать своему высокому гостю приятное. Как назло, всю дорогу шел нескончаемый дождь, матерчатая крыша изношенного паланкина прохудилась, и Самсона заливало холодной сеющей водичкой. И на встречу со своим царственным братом он прибыл совершенно разбитый и простуженный.