Валерий Бардаш - Соло

После дня одуряющей дороги они спустились с по-осеннему холодных высоких гор и прибыли в еще по-летнему теплый, оживленный город, провели один день в гостях у Солдата, затем сели опять в машину и через несколько часов с тихой радостью окунулись в ласкающую глаз безмятежность ущелья. Они были наконец дома. Все вокруг источало тепло и комфорт. И красные породы главной вершины, и поблескивающие на солнце выгоревшие склоны, и пожелтевшая листва кустарника в овраге. Дикая яблоня позади хижины уже приготовилась сбрасывать с себя перезрелые плоды, в притихшем ручье через гладкие камни лениво перекатывались медленные струи.

Солдат встретил его по прибытии в город и, не обращая внимания на возражения, привез к себе домой. Весь следующий день они провели за едой, спиртным и разговорами. К вечеру стали собираться друзья, застолье разгорелось с новой силой и закончилось поздней ночью.

Проведший все лето дома, Солдат побелел. Его обычно загорелое, обветренное лицо округлилось и помягчело. Поврежденная рука слегка неестественно свисала из рукава просторной футболки. Солдат был доволен ее выздоровлением и уже начал восстановительные тренировки, по словам жены, с чрезмерной активностью. Он любовно показывал свои шрамы и охотно повторял подробности операций. Рука заметно отличалась атрофированностью от здоровой, но, зная Солдата, никто не сомневался, что она вскоре наберет прежнюю железную крепость.

Солдат истомился первым за долгое время бездеятельным летом. Работа и повседневные хлопоты были не в счет. В это время года его тело и мозг привыкли находиться в состоянии восстановления после месяцев испытаний высокогорьем и изнурительными восхождениями. Его интересовало все о прошедшем без него сезоне. Он расспрашивал о маршрутах, погоде, общих знакомых и событиях. Огонь в его глазах разгорался и угасал.

Команда тоже вернулась в город. Подробности происшествий на Стене были уже известны всем. Прибывающие на встречу обнимали нового героя, хлопали по плечу, поочередно задавали одни и те же вопросы, получали на них одинаковые ответы и не скупились на выражения восхищения и гордости за него. Вечер удался на славу. За столом торжествовал альпинистский дух. Затевались горячие споры, вспоминались былые победы и веселые дни. Несколько пьяных голов объявили, что начнут тренироваться и возобновят восходительскую деятельность, и были немедленно осмеяны. Прощались долго и многословно.

Через несколько дней после возвращения в ущелье они с Монетой отправились на стену главной вершины. Было особенно приятно пройти ее налегке, в скальных туфлях, рубашке с анораком и тонких тирольках. Только тяжесть Монеты на плечах нарушала окрыляющее ощущение свободы. Стена не разочаровала и не позволила заскучать. Они провели несколько часов на вершине, загорали и дремали под благосклонным солнцем, делали отметки на камнях.

Неделя за неделей они начали углубляться в еще одну великолепную осень. Монета редко заходила в хижину, предпочитая проводить ночи на веранде, а жаркие полдни – под ее деревянными половицами. По утрам она частенько отправлялась в соседние овраги и гонялась там за мелкой живностью. Иногда возле них появлялись другие собаки, в одиночку или небольшими группами. Овраги были популярным среди четвероногих бродяг местом сборищ. Взрослые собаки относились снисходительно к дружелюбному подростку. Он не опасался за Монету, даже когда приходили самые свирепые и матерые по виду псы. Монета была среди своих. Иногда она исчезала вместе со всеми. Тогда он начинал тревожиться и надеяться, что его собака держится подальше от большой дороги. Исчезновения не были долгими, Монета обычно возвращалась к вечеру, находила его ожидающим на веранде и ложилась рядом. Они молча прислушивались к звукам приближающейся ночи.

Он проводил много времени за книгами, возвращаясь другими глазами к давно прочитанному. Вооруженный избытком времени и терпением, он наслаждался внимательным перечитыванием когда-то в спешке пропущенных, казавшихся скучными строк. Расположившись на излюбленной веранде, он смеялся, размышлял и грустил.

Они возобновили многодневные вылазки, налегке, без палатки и с минимумом остального груза. В первый раз, без обсуждения, они отправились по маршруту их последнего похода с Круглолицей, остановились на том же месте и нашли нетронутой оставленную ими кучку дров у очага. Запасы талой воды в верховьях ущелья почти иссякли, от быстрого ручья осталась слабая струйка. Они с удовольствием купались в теплой, неподвижной воде скальной ванны и загорали на гладкой плите. Вечером они сидели у костра за своим нехитрым ужином и думали о Круглолицей.

По дороге назад они набрели на кусты зрелого шиповника. Он загрузил рюкзак красными, мягкими плодами, принес домой и разложил на веранде для сушки, вполне довольный собой. Это дало начало активной заготовке многочисленных даров ущелья. Он получал удовольствие от процесса, больше всего от его заключительной части – упаковки на долгое хранение. Аккуратно помещая в ящик завернутое в кусок бумаги яблоко, он думал о том, что сохраняет для зимних дней частичку окружающей их золотой поры. В том году пропала лишь небольшая часть плодов его дикой яблони.

По выходным дням они часто встречали не пропускавшего возможность оказаться в горах Солдата, нередко со всей его семьей или с друзьями. Временами в хижине было не протолкнуться из-за гостей. Хозяев это не беспокоило. В такие дни они все вместе совершали прогулки на простые маршруты, а по вечерам сидели за вином и чаем и разговаривали без устали. Звуки их громких голосов растворялись в тишине густой осенней ночи.

Памятный камень оставил следы не только на теле Солдата. Их обычно деятельный друг стал временами приходить в совсем несвойственное ему меланхолическое, задумчивое состояние, нередко заражая им окружающих. Солдат немного отдалился от дружной компании ребят своей команды, по сухому признанию, недовольный их оценками событий на Стене, и не скрывал возобновленного тяготения к своему старому другу-одиночке. Было что-то неуловимо тревожное в этом тяготении, беспокоящее в то время только двух человек: молчаливую жену Солдата и предмет тяготения. Эти неясные тревоги утихали в обоих при взгляде на свисающую неловко руку Солдата.

Он нашел время, чтобы спуститься в селение сообщить о своем прибытии и узнать о Круглолицей. Хозяин лавки и его жена рассказали, что их дочь уехала в город за две недели до его возвращения и уже начала занятия. Он привычно почувствовал себя неловко среди обильного проявления благодарности, неуклюже отказывался от приглашения к столу и искал повода распрощаться. Необескураженный хозяин застал его все же врасплох предложением попробовать вино собственного приготовления. Они расположились на большой веранде за столом, на котором быстро появились графин вина, домашний сыр и теплый хлеб. Вино и сыр оказались превосходными. После нескольких бокалов он расслабился, слушал разговорчивого хозяина и наблюдал, как Монета радуется компании своего черноухого брата и подросшего за лето мальчика Круглолицей. За первым графином последовал второй, за ним еще один. Хозяйка тем временем подала ужин. Они расстались поздно вечером, навеселе, с сытыми желудками и в хорошем настроении. Он пообещал заходить в гости.