Роберт Енгибарян - О, Мари!

– Мартын, дружище, я не хочу углубляться в ваши проблемы, разбирайтесь сами. Дай мне шкатулку, мешочек, что там у нее, и я уйду.

– Ты знаешь, что она мне изменяла?

Тут я уже не мог сдержать любопытства:

– С кем? Когда?

– Немцы устанавливали бегущую световую рекламу на нашем стадионе. Иветта проходила стажировку в «Интуристе», и ей поручили поработать переводчиком не то у инженера, не то у техника, в общем, у немца, который работал с нашими специалистами.

– Но ведь у нее французский, какой там немец?

– У нее немецкий идет как второй и она неплохо болтает. Не знаю, может, под рукой не оказалось другой переводчицы.

– И?

– Что «и»? Когда ни позвоню, она занята: то обедает с ними в ресторане, то показывает достопримечательности… уверен, не только городские, но и свои.

– Это догадки, подозрения или что-то более конкретное?

– Я видел их выходящими из номера гостиницы.

– Кто-то из твоих знакомых видел, как они целуются? Ну ладно, значит, ваша любовь ушла, испарилась. Бывает.

– Тебе легко говорить.

– Мартын, у каждого свои проблемы, без них не обходится. Будь другом, мне надо идти.

– Давид, я сам решу свои проблемы.

– Согласен, но сейчас одевайся, бери свой трофей и поехали к Иветте.

– Хорошо, поехали.

– Постой… Есть телефон? Сейчас сделаю два звонка и пойдем.

Я набрал номер Мари.

– Милая, ты звонила? Я скоро буду дома. Что ты молчишь?

– Ты у Иветты? В день моего окончания университета… спасибо!

– Ты моя любимая, глупая, ревнивая девочка, я все потом расскажу.

– Нет, сейчас!

– Ладно, тогда в двух словах: ты – единственная, самая-самая. Прошу, позвони маме и скажи, что я задерживаюсь.

Мартын переоделся, взял из комода мешочек и положил в карман:

– Я готов.

– Зубы почисти, у тебя изо рта плохо пахнет. Наверное, пародонтоз. Несколько уколов, и все пройдет. Я сам профилактику проходил.

– Это Иветта тебе сказала? Или ты сам почувствовал?

– Сам.

– Плохо, я не знал. Сейчас.

Минут через десять мы уже стояли перед домом, где жила Иветта.

Дом, принадлежащий родителям Лили, находился на живописной зеленой улице, носящей имя маршала Советского Союза Баграмяна. Отец Лили был известным профессором-гинекологом и имел большую частную практику. Через двухметровый каменный забор трудно было что-то увидеть, но из дома доносилась музыка, веселые молодые голоса. На звонок вышла женщина-молоканка, по-видимому, домработница.

– Здравствуйте, Лиля и Иветта пригласили нас на поздний чай.

Женщина с подозрением посмотрела на нас, но в дом пропустила. В открытое окно первого этажа я увидел радостное, смеющееся лицо Иветты, улыбающихся Лилю и Ольгу.

Мы зашли в комнату. На диване сидели двое мужчин лет тридцати с небольшим, по виду европейцы. Один из них старался говорить по-русски, и его произношение, то, как он старался выговорить слова, вызывало бурный хохот девушек. На столе было несколько пустых и полупустых бутылок вина и шампанского. Мне показалось, что все разгорячены алкоголем и находятся в приподнятом настроении.

– Я же говорил, что она сучка, – тихо произнес Мартын.

Кровь бросилась мне в лицо.

– Привет, голубки. Вам как раз не хватает одного мужика, ну так я его привел! Обрати внимание, Иветта, у него ювелирные изделия, это сделает его для тебя особо желанным! Но ты, дорогая, все-таки постарайся хотя бы какое-то время не попадаться мне на глаза. Прощай, Мартын. Она тебя не ценит, но это не беда, найдешь себе получше. Главное, побрякушки не забудь вернуть.

Вслед мне полетел голос Иветты:

– Давид, подожди, я объясню… Давид!..

«Дура, – мрачно думал я, спускаясь по ступенькам, – испортила мне такой день. Как хорошо, что моя Мари не такая! Спит, наверное, сейчас тревожным сном».

Через два дня я тоже получил диплом, и весь наш курс вместе с несколькими преподавателями выехал за город отметить торжество. Всю неделю Князь с группой ребят развивали бурную деятельность: собрали со всех деньги, заказали два автобуса и грузовую машину, на которой доставили к месту пикника все необходимые вещи – дрова, огромное количество мяса для шашлыка, шампуры, выпивку. Доехали до красивейшего уголка в районе Гарни рядом с Ереваном: вода, ущелье, горы, лес, старинные памятники. Возбужденно говорили о разном, строили планы.

Шел 1963 год. Страной еще руководил неуравновешенный, импульсивный Никита Хрущев. Иногда, слушая его речи, примитивно объясняющие весь ход мирового развития с марксистских позиций, я думал: «Как мог такой человек, по всем параметрам не подходящий на роль лидера, достичь таких вершин? Воистину, умом Россию не понять». Человек, свирепствовавший на Украине во время Великого террора, требовавший от центра все время увеличивать квоту людей, подлежавших отправке в тюрьмы и ссылки, человек, замаравший руки приказом стрелять в толпу бастующих рабочих в Новочеркасске в 1962 году [16] , человек, по вине которого начался Карибский кризис и дело чуть не дошло до третьей мировой войны, – как мог он стать руководителем такой огромной страны?

Потом, когда один за другим к власти приходили и уходили люди, абсолютно не соответствующие занимаемой ими должности руководителей великой, мрачной и негуманной империи, я, уже умудренный жизненным опытом, перестал удивляться. Какая там великая держава! Без какого-либо внешнего давления, только из-за бездарности, ограниченности и идеологической зашоренности своей элиты, СССР так бесславно самоликвидировался, рухнул, перестал существовать. Уменьшенная Россия потеряла всех своих друзей, мир отвернулся от нее. Вслед за СССР рухнул так называемый социалистический лагерь.

Когда я уже близко стоял к высшей власти страны и был непосредственным свидетелем всех событий, ознаменовавших последние годы существования СССР, я был просто поражен глубиной системного сбоя и степенью деградации советской элиты. Поражал Горбачев, прихотью судьбы назначенный великим реформатором, оказавшийся на деле безвольным, недостаточно грамотным, обычным советским партийным работником, пытавшимся спасти положение при помощи устаревших идеологических догм, которые никого уже не в состоянии были убедить. Когда в феврале 1988 года толпы обезумевших от религиозного дурмана и националистической идеологии азербайджанцев безумствовали в Сумгаите [17] , устраивая погромы и самосуд над безвинными армянскими женщинами и детьми, Горбачев ограничился абстрактной, беспредметной речью о советском интернационализме и не предпринял ни одного конкретного шага для наказания исламских погромщиков. Это был конец липовой, ложной идеологии, заявлявшей о существовании некой наднациональной общности – советского народа. Это было начало глобального политического и экономического поражения Советского Союза, конкретно – России, отхода от нее всех советских республик, за исключением геополитически обреченной на дружбу с Россией бедной, несчастной, растерзанной Армении.