Натиг Расулзаде - В лесу

– Я уже нормально себя чувствую, – сказал он, продолжая есть. – Это кажется стерлядь?

– Да, – кивнула она. – Здесь их много в реке.

– Ух ты! Классическая уха. Не то что из каких-то непонятных рыбешек.

Она улыбаясь смотрела на него.

– Что? – спросил он, заметив ее взгляд и поняв, что слишком уж жадно он утоляет голод, положил ложку на край тарелки.

– Ешьте, ешьте, – торопливо проговорила она, – Мне нравится смотреть, когда ест мужчина.

Он ничего не сказал и подумал, что так же верно она смотрела, когда после охоты обедал ее муж.

– Скажите, а как отсюда выбраться? – спросил он. – Мне завтра необходимо быть в городе.

– Сейчас – никак. В такую метель лучше не выходить из дома.

– Я понимаю. Я вообще. Когда метель кончится.

– Погодите, – вдруг сказала она. – О каком городе вы говорите? Здесь нет никакого города.

– Как? Что значит?..

– До ближайшего города километров восемьсот. Тут поблизости есть село. Я вам говорила о нем… Есть дальние и ближние села. А город очень далеко.

– Как?! Как далеко? – удивился он. – Я ехал всего-то минут двадцать из города, когда попал сюда, в лес. Может, вы не поняли меня? Я говорю о городе, где жила… живет ваша мама, где она работала косметологом.

– О! – воскликнула она. – Так он вовсе далеко. Больше тысячи километров до него.

– Что вы такое говорите? – рассердился он. – Вы хотите сказать, что я прошел пешком по лесу тысячу километров?!

Она пожала плечами.

– Это невозможно.

– В том-то и дело, что невозможно.

– Он в растерянности замолчал, не зная, что возразить и подозрительно посмотрел ей в глаза, неосознанно ища в них выражения безумия.

– Хотите водки? – неожиданно спросила она.

– Водки? – он ушедший в свои беспокойные мысли, не сразу мог сообразить – о чем она, при чем тут водка.

– Ну да, водки, – повторила она. – Хотите?

– Хочу, – задумчиво ответил он.

Тогда она встала из-за стола, откинула ногой край ковра на полу, подняла крышку люка, при этом снизу, из погреба сразу повеяло в теплую комнату ощутимым холодом, взяла со стола горящую свечу в деревянном, по всей видимости, самодельном подсвечнике и со свечой в руке стала медленно осторожно спускаться вниз, в подвал. Через минуту она выбралась наверх с обыкновенной, весьма прозаической бутылкой водки в руках, что продают во всех магазинах, в том числе и сельских. А он-то уж представил себе, что достанет она из погреба какую-нибудь необычную водку, например, домашнего изготовления в запотевшем глиняном кувшине. Она поставила бутылку и свечку на стол, закрыла крышку погреба, аккуратно накрыла ковром, взяла из буфета два стакана и села за стол напротив него.

– Выпьем?

– Да, – сказал он, все это время следивший за ее действиями.

– Выпьем – забудемся, – сказала она полушутливо, умело разливая водку по стаканам.

Он не ответил. Забудемся так забудемся, – подумал он. И невольно стал прикидывать: если она права, и ему отсюда не выбраться, много ли он теряет в той, оставленной жизни?

Она протянула к нему руку со стаканом, до половины налитым водкой. Он рассеянно поднял свой стакан, легонько стукнул об ее, задержав взгляд на ее лице.

– Как вы на нее похожи, – сказал он. – Поразительно. Будто один человек.

– На маму?

– Да, очень похожи. Ваша мама в то время посещала мои юношеские сны, – признался он.

– Правда? – она коротко рассмеялась. – Тогда давайте выпьем за ее здоровье. Как раз этого ей сейчас не хватает.

– С удовольствием, – сказал он и залпом выпил водку в стакане.

Она посмотрела, как он выпил, поморщилась, поставила перед ним свой стакан.

– Если хотите, можете выпить и это.

– Почему? Пейте сами. Тем более, вы и тост сказали.

– Я не пью водку, – проговорила она, отведя взгляд, будто признавалась в чем-то постыдном.

– А зачем же тогда?.. – он не договорив показал рукой на бутылку, стаканы, – Зачем все это?

– Я хотела, чтобы вы выпили, – сказала она.

– Я мог бы выпить и без этого представления.

– Ну, я не знаю, – проговорила она устало, – считайте, что это моя ошибка.

Он ничего не ответил.

– Я давно уже так много не говорила за один вечер, – после непродолжительного молчания произнесла она.

Он посмотрел на нее, она задумчиво улыбалась.

– Это напомнило мне детство, – сказала она, – я, маленькая болтала без умолку, не знали, как от меня отделаться.

Он тоже улыбнулся ей в ответ, покивал – да, мол, в детстве такое бывает.

– Даже с мужем я так много не разговаривала. Он был молчун, скажет несколько слов за

день и все… Ему хватало. А когда я начинала говорить, просто уходил из дому, брал ружье и уходил, – она помолчала, о чем-то задумавшись, потом неожиданно спросила, – Как вы думаете, может, моя вина в том, что он погиб на охоте?

Он растерялся, не зная, что сказать, потом что-то промычал неопределенное, ну что было ответить на такой вопрос?

– Я знаю, – вдруг резко, сердито произнесла она, не дождавшись ответа, – Вы тоже считаете меня виновницей его гибели.

– Да что вы! – возразил он. – А кто еще считает?

– Я сама.

– И напрасно, – не очень уверенно произнес он, но она с радостью ухватилась за это слово.

– Правда вы так думаете?

Он покивал. Он вдруг почувствовал внезапно навалившуюся смертельную усталость, накопившуюся за весь этот сумасшедший вечер, когда он шел через снежный лес, падая и ушибаясь на каждом шагу, когда замерзал, потерял сознание от чрезмерного для него, городского человека утомления, когда поддерживал совершенно ненужный ему сейчас пустой и никчемный разговор. Он не мог сдержать зевоту, судорогой сводившую челюсти, откровенно широко зевнул, прикрыв рот ладонью.

– Извините, я заговорила вас, – сказала она. – Забыла, как вы устали. Ложитесь спать. Не сердитесь на меня, иногда хочется поговорить, а не с кем… Вас мне Бог послал.

Он поднялся из-за стола, уже почти засыпая, подошел к кровати и почти упал на нее, провалился в сон.

Она подошла к печи, подняла одно из поленьев, аккуратно сложенных возле нее, положила в печь, прямо на огонь, подавив его на минуту, но потом пламя в печи разгорелось с новой силой, стало больше прежнего, и было уютно и покойно смотреть на этот огонь среди снежной метели в лесу, за окном. Он спал тихо, почти не слышно было его дыхания, спал, как ребенок. Она поправила на нем одеяло, отошла к окну и стала смотреть на круживший среди деревьев снег.

Среди ночи он вдруг проснулся, почувствовав на себе пристальный взгляд, и увидел ее, сидящую за столом, огонь в печи освещал ее лицо и выражение этого лица было странным, будто она что-то собиралась сделать, забыла и теперь напряженно вспоминает.

Заметив, что он проснулся, она поднялась, подошла к кровати и села возле него на кровать.