Натиг Расулзаде - Дуэль

Он сделал, как она просила, и когда они выходили из туалета капли воды стекали у него со лба на лицо.

Они уселись за столик, одновременно мельком бросив взгляды на человека, вновь прикрывшегося газетой.

– Расскажи что-нибудь, – попросила она, чтобы разрядить напряженную обстановку, которая ощущалась ею с болезненной чувствительностью.

Он тоже ощущал дискомфорт, но прежде всего оттого, что она была напряжена и чего-то боялась, и ему захотелось немного разрядить атмосферу.

– Что тебе рассказать? – спросил он, помолчал немного, и не дождавшись ответа, начал, – Под утро, когда Гумбатов пребывал еще в беспокойном своем сне, чудовищная по силе, давно им не испытанная эрекция приподняла на нем одеяло на двадцать один сантиметр над уровнем живота, тощего, впалого, волосатого и пустого гумбатовского живота. Продержавшись минут пять и не найдя себе применения, эрекция медленно пошла на убыль, оставив по себе всего лишь приятные и грустные воспоминания.

– Что это? – спросила она, ничуть не удивившись и не улыбнувшись даже.

– Начало моего нового рассказа. Не нравится?

– Не знаю, – призналась она, – я в этом ничего не понимаю.

– Я тоже, – с сожалением сказал он.

– Как так? – спросила она, – Ничего не понимаешь в том, чем занимаешься?

– А что тут удивительного? У нас полно таких людей. И все они отлично себя чувствуют, и никто им не докажет, что они не знают своего дела.

Она промолчала, о чем-то задумавшись.

– А писать я начал совсем недавно, года три всего, – продолжал он, – в тридцать восемь. Почти как Бальзак. Тебе скучно?

Она смотрела мимо него.

– Он идет к нам, – тихо, со страхом сказала она.

Гумбатов проследил за ее взглядом. Человек с газетой, поднявшись из-за столика, шел в их сторону, но как оказалось не к ним, а в туалет. Вошел, плотно прикрыл за собой дверь. Лицо у него было обычное, немного помятое, как с похмелья, плохо выбритое.

Она, опустив голову, искоса со страхом следила за ним, пока он не скрылся за дверью туалета. Гумбатов наблюдал за ее реакцией, за выражением ее лица, оборачиваться он не хотел и сидел напряженно, ожидая, что посетитель подойдет именно к их столику. Выйдя из туалета, они сели наоборот – он на ее стул, она – на его, и потому, чтобы как раньше наблюдать за уродом, прячущимся за газету, ему теперь надо было резко оборачиваться назад.

– Почему ты его боишься, – спросил Гумбатов. – Ты его знаешь?

– Да, – не сразу ответила она. – Это… Это мой муж… Бывший муж…

– Да? – удивился Гумбатов, – но он даже не поздоровался с тобой.

– Дело в том, что, – заторопилась она, – Дело в том, что я хотела вас познакомить…

– Познакомить? – еще больше удивился Гумбатов. – Зачем?

– Дело в том, что я хочу выйти за тебя, ну, не пугайся, может я не так выразилась, ну, не выйти, одним словом, хочу быть с тобой, жить с тобой, я давно хотела тебе сказать об этом…

– Позволь, позволь, – перебил ее Гумбатов, начиная уже откровенно волноваться и нервничать, – Мы после стольких лет – ты, значит, и замуж успела выйти за эти годы – после стольких лет случайно встретились на улице, я, честно говоря, до сих пор не могу вспомнить твое имя, едва узнали друг друга…

– Это ты едва узнал меня, – напомнила она с виноватой, мягкой улыбкой.

– Ладно, пусть так, – все больше раздражаясь оттого, что она уходит от сути дела, согласился он, – Не имеет значения… И тут вдруг ты заявляешь такое…

– Если ты против, я не стану…

– Нет, нет, пойми меня правильно. Ты привлекательная, эффектная женщина, кстати, очень сексуально выглядишь, и я не против того, чтобы… Но я против абсурдности ситуации… когда, когда…

– Но ничего абсурдного тут нет, – возразила она, перебив его, – Я все эти годы вспоминала о тебе, думала о тебе, даже когда была с ним, – она кивнула на дверь туалета, – я представляла, что это ты…

– Ваш заказ! – громко и слишком подчеркнуто торжественно провозгласил внезапно появившийся за спиной Гумбатова бармен и уточнил, – Два бокала шампанского! Поздравляю!

– Поздравляет? – изумился Гумбатов, обращаясь к своей спутнице.

Но тут официант (и бармен в одном лице), обладавший пугающей способностью внезапного как из-под земли появления и столь же внезапного исчезновения, изумил его еще больше – по-военному развернувшись кругом, чеканя шаг, он прошагал на свое место с бокалами вина на подносе, держа поднос, как жонглер на трех пальцах высоко поднятой над головой руки.

– Что это он? – спросил Гумбатов, – Он не здоров?

– Э, не обращай внимания, – сказала она, – Дурачится, – и улыбнулась очень милой мягкой, понимающей улыбкой вслед официанту, – У нас с ним такие отношения…

– Но он мог бы посчитаться и с моим присутствием. У меня с ним никаких отношений нет, – несколько обиженно произнес Гумбатов.

– Не будь занудой, – примирительно сказала она, положив руку на его нервно сжатый кулак на столике, – Так вот, я говорю, все время, говорю, о тебе думала, о тебе только и думала, – зачастила она опять так, будто боялась, что ее перебьют и она не успеет сказать главного, – Я даже твою фотокарточку всегда с собой ношу, вот, смотри, если не веришь… Ты мне сам ее подарил, помнишь?

– Нет, – сказал он, подумав, – Совсем не помню.

– Не шути так, – она извлекла из сумочки и показала ему его фото, где Гумбатову было три или четыре года, он стоял ногами на старом темном кресле, полусогнув одну ногу и напряженно улыбаясь.

– Поразительно! – сказал он. – Откуда у тебя это?

– Я же говорю…

– И наконец – десерт! – громко, так что Гумбатов вздрогнул, прокричал бармен-официант, возникнув у их столика, но на этот раз ничего не принес.

– Оставьте нас! – прикрикнул на него Гумбатов вконец обозлившись, и официант зашмыгав носом и вытирая сухие глаза отошел.

– Зачем ты его обижаешь? – сказала она. – И потом, возвращаясь к нам: у нас только что с тобой в туалете был потрясающий секс, такое не забудешь. Разве всего этого не достаточно, чтобы…

– Се… Какой секс?! Ты бредишь? Или считаешь меня идиотом? – уже откровенно рассердился Гумбатов. – Ничего у нас с тобой здесь не было, ровным счетом – ничего. Я пока в своем уме и помню все, что было пол часа назад.

– Не сердись, милый.

– Но ты же говоришь глупости.

– А ты не спеши, подумай, может, не такие уж и глупости.

– Что ты этим хочешь… Погоди, я не понял, ты что, разыгрываешь меня?

– Почему же? Я испытала большое удовольствие от общения с тобой, так что…

– Так что, это приравнивается к сексу? Ты так хотела сказать?

– Посмотри, какой снег пошел, – не отвечая на его вопрос, грустным голосом сказала она, глядя на улицу сквозь витрину кафе.

И в самом деле, на улице шел снег, уже не мокрый, превращающийся в слякоть под ногами прохожих, а самый что ни на есть зимний, пушистый, что было редкостью для этого города, не таявший на крышах машин, на карнизах окон, на перилах балконов. Он поглядел на улицу рассеянно, о чем-то задумавшись, отвел взгляд и сказал: