Татьяна Булатова - Дай на прощанье обещанье (сборник)

– Зачем?

– Затем. Хотела узнать, как вы ко мне относитесь.

– И что, узнала? – с испугом спросила Галка. – Хорошо или плохо?

– Нормально, – подвела итог Ада Львовна. – Ни хорошо, ни плохо! Во всяком случае, ясно: подыхать не бросите, но и лишних телодвижений делать не будете.

– И вам не стыдно? – вскипела Василиса. – Мы переживаем, ссоримся, а вы на нас опыты ставите?! Вы безнравственный человек, мама! Это непорядочно! Непорядочно по отношению к своим детям в первую очередь. Зачем вы придумали этот совет? Этот банкет? Зачем довели Галку до слез?! Из любопытства?! Я бы никогда так со своей дочерью не поступила!

– Ну, это мы еще посмотрим, – пообещала Ада Львовна и вернулась к столу. – Про банкет я не придумала, про то, что с работы ухожу, – тоже правда. И все правда, в сущности. Только такая, какую тебе, моя девочка (она пристально посмотрела в горящие от гнева глаза Василисы), не дай бог узнать когда-нибудь. Э-э-эх, – махнула рукой свекровь. – Чего сидите? Уже и ужин остыл. Вечно у тебя, Василиса, все не как у людей: сначала разговоры разговариваешь, потом ужином кормишь…

Ада Львовна пробыла в гостях у сына еще двадцать минут, а потом попросила вызвать такси, но предлагать дочери довезти ее до дома не стала.

В следующий раз гордая и неприступная Ада появилась в Василисиных владениях на Рождество, уже после того, как отгремел прощальный банкет, разумеется, без участия родственников.

Ада Львовна продолжала жить в своей двухкомнатной квартире у черта на куличках и выезжала в гости к детям с регулярной периодичностью только по большим праздникам: «дочь – сын, дочь – сын».

Главное – не перепутать.

Ее и бабушкой-то было невозможно назвать. Поражало, что в свои шестьдесят «с хвостом» она красилась. Да не слегка, а основательно: глаза – в сурьме, веки – в перламутре, на скулах – не по годам яркий румянец, и губы цветут неряшливой фуксией. И не потому, что помада наложена неаккуратно, а потому, что дешевенькая та помада, «копеечная», купленная на первом попавшемся рыночном развале.

– Алла Викториновна, а какой у вас любимый цвет?

– Сиреневый, – довольно отвечает Алла Викториновна, будто кому-то это и вправду интересно.

– А чего же на вас зеленое надето?

– Так сиреневую блузку я же сегодня утром утюгом прожгла!

– Да ну?! – дивятся коллеги удивительной способности Аллы Викториновны все время попадать в какие-то форс-мажорные обстоятельства. – Вот уж не повезло, так не повезло!

– Не повезло! – соглашается Алла Викториновна и заявляется на следующий день на работу в целой и невредимой сиреневой блузке.

Коллеги открывают рты, а потом возмущаются:

– Объяснитесь, Алла Викториновна! Как же так?! Вы ж эту блузку вчера утюгом прожгли.

– Так я же не эту прожгла, – оправдывается Алла Викториновна.

– Да как же не эту?! – изумляется народ.

– Да не эту, вам говорю. У меня же две сиреневые блузки!

– Две?! – морщат лоб коллеги и что-то не припоминают…

– Две, – уверенно подтверждает Алла Викториновна и для пущей убедительности поясняет: – Две совершенно одинаковые. Я вообще часто по две покупаю, потому что…

Коллеги не дают договорить и обрывают Аллу Викториновну:

– Потому что вы врете.

– Я вру?! – таращит глаза Алла Викториновна.

– Вы! – рвутся в бой коллеги.

– Не хотите – не верьте! – уходит от дальнейшего спора Алла Викториновна и застывает над своими пробирками: вот уже несколько десятилетий она преподает биохимию в фармацевтическом колледже провинциального города.

Известно, что Алла Викториновна, в отличие от своих сверстниц, не рвется на заслуженный отдых. Поэтому на работе она пропадает круглосуточно, к вящему неудовольствию ближайших родственников.

– Мама, – ругается старшая дочь, – ну сколько можно работать?! Сорвешься! Сиди уже дома, нянчись с внучкой.

– Мама! – вторит ей сестра. – Ты ведь уже бабушка. А внучка тебя не видит. Ты все время с чужими детьми.

– Какие же это дети?! – оправдывается Алла Викториновна. – Это не дети. Это взрослые люди.

– Тем более! – негодует младшая дочь. – Ты тратишь время и расходуешь свои силы на взрослых абсолютно посторонних людей.

– Это не посторонние люди! – сопротивляется Алла Викториновна. – Это мои студенты.

– Мама! – в один голос кричат сестры. – У тебя вечно студенты. И у тебя вечно на нас нет времени. А потом ты обижаешься!

– Ничего я не обижаюсь, – все-таки обижается Алла Викториновна и застывает в трагическом недоумении над кастрюлей с борщом. – А где борщ? Это что, все?

– А что ты хотела?! Ты бы еще под утро домой пришла. Хорошо устроилась. Целый день – студенты! Целый день – программы. Целый день – компьютер. Лишь бы домой не идти. Внучка скоро узнавать тебя перестанет.

– А зачем ты ее назвала Аглая? – задает не в тему вопрос Алла Викториновна.

– А как мне, по-твоему, надо было ее назвать? – орет младшая дочь.

– Ну, хотя бы Аполлинария…

– Чем Аполлинария лучше Аглаи? – вступается за племянницу тетка.

– Да! Чем? – вторит ей сестра.

– Да ничем. Аглая тоже хорошо. Нормально, когда Аглая. Необычно даже…

Дочери захлебываются собственной слюной, но ссоры не получается до тех пор, пока не появляется сама Аглая.

– Баба, – говорит она громко. – Ты сегодня зубы в стакан будешь класть?

– Не скажу, – заявляет Алла Викториновна и выскребывает из кастрюли остатки борща.

– Почему? – искренно недоумевает внучка.

– Потому что ты меня зовешь «баба»!

– А как надо?

– Ну… – закатывает глаза Алла Викториновна. – Зови меня Алла!

– Пугачева? – уточняет девочка.

– Почему Пугачева? – удивляется Алла Викториновна. – Как моя фамилия?

– Как ее фамилия? – обращается Аглая к матери.

– Реплянко, – подсказывает та.

– Реплянко? – переспрашивает девочка.

– Реплянко, – признается Алла Викториновна и садится ужинать остатками борща.

Ест она красиво и медленно, умудряясь сохранить не только помаду на губах, но и величественное выражение лица. Непременно – кусочек черного хлеба, некрепкий чай и в конце что-нибудь сладенькое. Чаще – варенье, реже – чудом сохранившаяся в доме конфета.

В доме Реплянко кондитерские изделия любого вида были огромной редкостью. Некоторые даже злословили о том, что видели саму Аллу Викториновну, тащившую с рынка тяжеленные сумки, из которых торчали, стыдно сказать, бычьи хвосты. «Это надо же! – восклицали они. – Приличные люди, а чем питаются!»

«Нормально мы питаемся!» – торопилась успокоить их Алла Викториновна и всегда из гостей несла домой, что получится: кусок торта, бутерброд с икрой, горсть конфет. В общем – что дадут хозяева, давно подозревающие, каково истинное положение дел в семье Реплянко.