Ольга Агурбаш - Первая жена (сборник)

Наутро женщины напекли блинов. Ели со сметаной, с клубникой, все перемазались, опять смеялись, снова фотографировались…

Вернулись домой, словно из недельного отпуска. Так прекрасно отдохнули за два дня!

На папку наткнулся только в понедельник утром, когда решил разобрать бумаги у себя на столе. Не переносил захламленность, не любил лишних документов. Другие руководители подолгу держат бумаги на столе или в ящиках, а Дмитрий нет, избавлялся по мере решения вопросов. Отдавал секретарю, а где уж та их хранила – не интересовался. При необходимости всегда можно было обратиться к ней и найти.

Он повертел папку в руках, потом отбросил, вновь взял, приоткрыл… Отвлек звонок. Пока разговаривал, машинально бросил ее в нижний ящик стола. Отвлекся, вышел из кабинета. Но, встретив в коридоре Петра Степановича, тут же почувствовал некий укол в груди. Вернулся, долго не решался достать папку, потом все же открыл…

Содержимое представляло из себя два отчета. Один – воспроизведение разговора Лены и Ивана в больнице, второй – разговор Лены с матерью Ивана после посещения больницы.

Зачем ему это? Боже, ну зачем? Разорвать, выбросить, забыть! Ему неприятно столь ярое внедрение во внутренний мир кого бы то ни было, пусть даже собственной супруги. Он и дочерей-то когда растил, не позволял себе никогда ни телефонные разговоры подслушивать, ни их личные дневники читать. Жена его первая – та да, та с удовольствием! Любила и в столе у девочек покопаться, якобы порядок навести, а сама любую записку, любую открытку читала. Могла и в портфель залезть. Они, помнится, однажды переругались с ней из-за этого.

– Ну почему ты так реагируешь? – возмущалась жена. – За подростками глаз да глаз нужен. Мало ли что?!

– Ну что? Что? – кричал он. – Они у нас нормальные девчонки. Это же непорядочно – читать чужие письма, рыться в личных вещах! Разве ты их в чем-то подозреваешь?

– Ни в чем я их не подозреваю! Просто контролирую: чтоб не курили, чтоб ни в какую компанию не попали.

Наверное, во многом она была права, его первая жена. Наверняка даже. Но лично ему всегда были неприятны такого рода действия. Когда он представлял, что и его могут вот так же контролировать, то холодок гадливости бежал по спине, и дыхание сбивалось от зарождающегося гнева, и мысли путались в бессильной злобе. Весь он как-то слабел и терял устойчивость.

Короче, противилось его нутро всяким подобным действиям. В бизнесе, понятно, служба безопасности была необходима, она делала свое дело, но ему всегда казалось, что есть рамки, в пределах которых можно узнавать информацию, а за пределами – табу! Но, как выяснилось, табу нет. И деловые вопросы часто настолько сопряжены с личными, что одно без другого порой не существует. И что невозможно остановиться у какой-то определенной черты и не заглядывать за нее… Тем более что информация о клиентах, партнерах, конкурентах, сотрудниках запрашивалась, как правило, в полном объеме. А это значит – не только паспортные данные и записи в трудовой книжке. Это как раз никакой тайны не представляло. А вот жены, любовницы, случайные связи, внебрачные дети, мужья любовниц и прочее, прочее…

Но это в бизнесе. Там оправдано. А здесь… Здесь – речь идет о его семье, о самом близком для него человеке на сегодняшний день. Стоит ли внедряться? Меньше знаешь – крепче спишь. Давно проверенная и безупречно работающая истина. Но как ни уговаривал себя, как ни сопротивлялся, все же не выдержал, начал читать. Листал страницу за страницей и не мог остановиться, пока не прочел все.

Лена вспоминала свою поездку в Питер со смешанным чувством. Вроде бы благородный поступок совершила, а с другой стороны, очень тяжелое впечатление осталось. От вида Ивана, от его обреченных глаз, от разговора их немного странного. Рваный разговор какой-то получился. Прыгали с темы на тему. Часто прерывались, молчали. Ему то капельницы ставили, то уколы делали. Он то засыпал, то впадал в забытье. Лена кормила его с ложечки. И хотя ему явно не хотелось есть, он, чтобы не обижать ее, послушно проглатывал предложенную ею еду.

И поначалу ей казалось, что вся их встреча – это так… дань каким-то давним отношениям, просто человеческое уважение, ну и, как это принято говорить, последняя просьба умирающего.

А потом, чуть позже, когда вернулась, когда прошло несколько дней, Лена по-другому переосмыслила весь этот день, и в каком-то новом свете предстал перед ней их странный диалог.

О чем они успели перемолвиться? О прошлых поездках и смешных историях, которые с ними приключались в дороге. Об общих знакомых и родителях, о ее сыне и о его коте. О книге, которую он взял в больницу и никак не осилит, о последних фильмах, которые он успел посмотреть буквально за несколько дней до госпитализации…

Причем, пожалуй, самая большая часть разговора, шла именно о кино. Странно…

Еще о ее теперешней жизни, о его законченных делах, о том, как непросто было разобраться с бумагами, с собственностью, с документами… Надо было все успеть привести в порядок, кое-что переоформить, что-то обновить. О том, что он в прошлом году купил дачу под Питером у самого озера. Красота там неописуемая. Домик не слишком большой, но уютный, милый, очень теплый. Жаль, не успел ее свозить туда. Как жаль!

– Еще съездим! – не подумав, сказала она и осеклась.

– Я-то вряд ли. – Он говорил без горечи. По крайней мере без ярко выраженной тоски, однако она понимала, как тяжело ему дается ее присутствие. И говорить хочется и в то же время устает быстро. И процедур стесняется, но просит не уходить и за руку держит. И целует руку ее непрерывно.

Задал ей неожиданный вопрос:

– Ты замуж-то зачем вышла?

– Что значит «зачем»? – искренне удивилась Лена вопросу. – А зачем вообще люди женятся?

– Слушай, я на общефилософские темы не могу сейчас дискутировать. Я лично про тебя спрашиваю.

Она немного растерялась. Простой вроде бы вопрос, а так с ходу и не ответишь. Сказала честно:

– Устала одна. Захотелось, чтобы кто-то рядом был.

– Ну и что? Довольна?

– Вполне…

– Знаешь, почему-то у меня такое ощущение, что ты себе врешь.

– Иван! О чем ты? В чем я себе вру?

– Давай я скажу тебе, что думаю. Только ты не обижайся. Ладно?

Она поежилась. Почему-то неуютно ей стало от его слов. Ничего себе, поворот сюжета.

– Может, не надо ничего говорить? А? – засомневалась Лена.

– Можно, конечно, и не говорить. Просто боюсь, что другой возможности у меня не будет. Не скажу сейчас, значит, уже не скажу никогда.

– Ну? – она напряглась.

– Ты по-прежнему любишь своего первого мужа. И что бы ты ни делала со своей личной жизнью, на всех твоих усилиях лежит след внутренней боли, который ничем не скрыть…