Николай Удальцов - Дорога во все ненастья. Брак (сборник)

Оправданием советника, была его занятость.

Достоинством – терпение.

Не то, чтобы Петр искал в окружающих его людях какие-нибудь достояния – просто достоинства в них были. Главное, все люди, с которыми Петр имел дело, к чему-то стремились.

Если бы каждый человек оставлял по себе хоть маленький хороший след, злу на Земле не только поселиться негде было бы, но и присесть некуда.

– Большой у тебя опыт, – сказал ему однажды художник Вася Никитин, – Обобщил бы при случае.

Петр постоял молча, как памятник самому себе, а потом сказал:

– Не получится.

– Почему?

– Потому, что с опытом понимаешь, что ничего обобщать нельзя…

– …К чему это я? – вслух проговорил, задумавшийся о своем Петр, вздрогнув от звука собственного голоса. И, молчавший до этого Иван, тоже, видимо задумавшийся о своем, ответил толи Петру, толи самому себе: – К тому, что презрение – это оценка человеку, а не обстоятельствам.

– А память? – доспросил Петр.

– Что-то иллюзорное.

Как отражение лица на воде.

– Да, – согласился Петр, и внимательно посмотрел на Ивана при этом:

– Только не понятно – кто кому дает оценку?

Человек – своему отражению, или отражение – человеку…

…Петр презирал Лену, но делал это как-то платонически. Вегетариански…

…После того, как Лена сказала о том, что уходит к другому, Петр не стал больше с ней встречаться, и она тоже не делала попыток объясниться.

Струсила.

Просто положила ему в почтовый ящик письмо.

Довольно подленькое, к слову сказать.

В нем Лена написала: «…шесть лет рядом со мной был добрый, нежный, щедрый человек. Владимир, конечно, рядом с тобой проигрывает.

Но ему я нужна каждый день.

Вот я и ухожу к нему…»

В туже ночь письмо приснилось Петру.

Слово в слово.

Только во сне, эти слова оказались переведенными на обычный русский язык.

И ему пришлось прочитать его вновь: «…шесть лет рядом со мной был добрый нежный, щедрый человек. Владимир, конечно, рядом с тобой – дрянь.

Но, как всякой дряни, ему каждый день нужен кто-то, кто не замечает этого.

Вот я и ухожу к нему…»

Во сне, в Петре проснулся писатель – человек, способный придумывать все, ничего не придумывая.

Этот сон мог бы показаться смешным, но Петру стало очень больно.

И именно так слово «дрянь» впервые прозвучало рядом с именем Лена, хотя и относилось оно не к ней, а всего лишь к ее избраннику.

Это доставило ему еще одну боль, потому, что Петр любил Лену, хотя и сам не знал, как сильно он любит.

Впрочем, в любви, как и во всем остальном, рано или поздно приходит время подведения итогов…

…Связавшись с ничтожеством, Лена обесценила не только себя, но и Петра тоже – художник был зол на Лену, но не мог не признаться себе в том, что эта злость происходит еще и от бессилия, и, потому, был зол на себя.

Попытки встретиться с Леной Петр не сделал.

На это ему хватило разума – гнев, злость, зависть, уязвленное самолюбие – это не то состояние, в котором нужно выяснять отношения.

Ведь единственное, что он мог сказать Лене, это: «Неужели я такое ничтожество, что меня можно заменить тем ничтожеством, с которым ты легла в постель?..»

Впрочем, эти слова Петр все-таки сказал ей.

Правда, только во сне.

Неволи во сне не бывает. А, может, во сне не бывает воли.

Факты превращались в конфигурации, и переставали быть фактами.

И Лена из сна в ответ пожала плечами:

– Значит, мне не удалось найти ничего лучше.

– Ну, такую-то дрянь ты могла бы найти на любой человеческой помойке.

– Ну и пусть. Все равно – это мой выбор, – Лена из сна была холодной и безразличной, но Петру удалось найти слова для защиты от этого холода:

– Пока я тебе нравился, ты была со мной сердечна.

Когда перестал нравиться – ты стала с собой правдива.

Тот, кто говорит, что мораль и правда – одно и то же, либо прохвост, либо глупец.

Больше во сне они не разговаривали, хотя Лена продолжала сниться Петру еще долго.

А потом перестала.

Сны имеют предел.

Иллюзия умеет делать подарки…

Со временем, Петр научился жить с проблемой потери Лены.

А, значит, проблемой она быть перестала.

Человек – это то, как он справляется со своими проблемами…

А тоска осталась. Легкая, ненавязчивая, освоившая его душу, как квартирант. Правда, похоже, не собиравшийся менять место поднаема жилплощади…

…Где начинаются проблемы, там начинается эпоха.

Где начинается решение этих проблем, там начинается искусство…

Времена, когда хождение на работу было простейшим способом ничего не делать, ушли в прошлое.

А люди, порожденные этими временами, остались. И людям как-то не очень-то хотелось признаваться себе в этом.

Плохо, когда обманывают народ.

Еще хуже – когда народ обманывается сам.

Хотя, еще вопрос – что полезнее: знать то, как есть или то, как должно быть?

Песню о том, что народ ограбили, исправно пропели, хором и соло со всех трибун, эстрад и подворотен. От центрального телевидения, со всеми его инфраструктурами, до провинциальных газет в два листочка дешевой бумаги – нежданно вышло так, что глупость оказалась такой же разнообразной, как и мудрость.

Осталась ложь о том, что когда-то была мечта о разнообразном равенстве. И за этой ложью, как-то потерялась правда о том, что тот, кто мечтает об экономическом равенстве – мечтает о нищете.

Оппозиция, за неимением позиции, говорила, что государство забросило экономику, не задумываясь над тем, что участие государства в экономике, уже давно, во всем мире, получило название – коррупция.

…Обойти стороной эту политическую меломанию, Петру не удалось, хотел он этого или не хотел – художник, какой бы он не был, человек общественный.

Неприватизированный.

Если, конечно, он сам не хочет, чтобы с ним сделали это…

– …Вот, вы, художник, значит должны ненавидеть банкиров… – разговор происходил на конференции, организованной газетой «Аргументы и факты», и свои аргументы и факты вывали все, кому не лень.

В том числе, и член редакционного совета газеты «Правда».

Для того, чтобы никто не усомнился в его партийной принадлежности пока он молчал, «правдист» прикрепил на лацкан пиджака октябрятский значок, что уже, само по себе, не давало повода ни в чем сомневаться.

– …Нет, – спокойно сказал Петр, и тем прервал оратора.

– Как – нет? – никто не любит, когда его прерывают.

Особенно те, кто говорит то, что очевидно.

Даже если – очевидно неправильно.

– Как – нет?

– Художник не должен ненавидеть банкиров.

– А – что?

– Художник должен от них независеть.

Оратор приостановил слова на мгновение, и, не найдя в этот срок аргументов, пустил в ход то, что аргументом не было, и, вообще, не имело к теме разговора никакого отношения:

Читать дальше