Николай Удальцов - Поэтесса

А может, там, откуда пришли.

На природе.

Настоящая природа – это место, в котором время определяется не стрелками часов, а положением солнца на небе…

…Мы поставили Ларисину машину на высоком берегу, полого спускавшемся к реке.

На краю леса.

Там, где деревья, достававшие своими кронами до облаков, собрались в компанию для того, чтобы шепотом обменяться с ветром известными только им новостями.

А может, просто посплетничать о том, что видели.

Там, откуда непаханое поле начинало свой разбег, давая возможность видеть горизонт и чистое закатное небо, лишь в одном единственном месте раненое опорой ЛЭП.

Когда мы выбрались из машины, было еще довольно светло, и небо, пастбище для облаков, отражалось в воде реки, давшей название столице. И все, что находилось вокруг, можно было оценить одним невооруженным взглядом.

А дома деревеньки, находившейся на противоположенном берегу, казались кукольными.

Может, именно такими и являются настоящие дома.

Прямо под нами в воде покачивались две просмоленные левитановские лодки с ободранными носами, явно не раз тыкавшимися в берег в самых неприспособленных для причаливания местах.

И этим напоминавшие мне и мою собственную судьбу, и судьбу многих моих современников.

И до того места, где стояли мы с Ларисой, доносилось позвякивание цепей, которыми эти лодки были прикованы к лежавшему на земле бревну.

– Небольшая речка… бедненькая деревенька… лодочки на воде…

Ты мог бы написать такую картину? – просила меня Лариса, прижавшись к моему плечу и из-за моего плеча путешествуя взглядом по окружающему.

– Да, – ответил я правду, и правдой добавил. Совсем не потому, что не люблю изображение русской нищеты, а просто потому, что считал, что увиденное художником должно быть намного больше, чем то, что мы видим:

– Но не стану.

– Почему?

– Потому, что это могут сделать другие.

– Что они могут?

– Показать людям то, что есть сегодня.

– А что можешь ты?

– Рассказать людям о том, что они захотят увидеть завтра…

…Лариса отметила выбранный нами надел одним единственным словом: – Прелесственно, – и природа приняла нас в свои товарищи, как старых знакомых, отсутствовавших лишь временно…

…Осенью природа не умирает – она просто отправляется на отдых. И, завершая очередной сезон, она собирает друзей для того, чтобы друзья полюбовались на ее самые яркие наряды, которые природа берегла и готовила на свой бенефис…

…Столица плющит людей. Природа – позволяет распрямиться в полный рост.

Примосковье, пожалуй, единственное оставшееся для столичного жителя место, где мужчина еще способен проявить свои навыки.

Повытаскивав из багажника привезенное нами, я стал разводить огонь при помощи обломков сухостоя, собранных сучков и перепрелой травы.

Костер – вообще друг человека.

И строить наше временное жилище из брезента цвета хаки.

А вокруг нас еще летали неотправишиеся на ночной покой бабочки, стрекотали в некошеной траве стрекозы, и вдалеке, у камышившейся излучины реки, о чем-то спорили между собой лягушата – в общем, весь набор сельской тематики.

И Лариса, осмотревшись по сторонам, стала стягивать с себя джинсы:

– Как по-твоему, нас никто не видит?

– Милая, наблюдая за природой, мы даем возможность природе наблюдать за нами.

– И как ты думаешь, что сейчас природа говорит о нас?

– Кто же его знает, о чем бабочки своими крыльями машут?

Может, они по-своему бранятся-ругаются?

– Не-е, – Лариса вновь осмотрелась по сторонам. – Они нам доброго вечера и спокойной ночи желают.

Колышки для растяжки палатки я забивал обухом топора, который захватил из мастерской, понимая, что в эпоху научно-технического прогресса и прочих нанотехнологий обух остается нужнейшей инструментом в любом серьезном деле.

– А мне что делать? – спросила моя поэтесса, видя, что я продолжаю копаться с нашей безвременной движимостью возле нашей временной недвижимости.

И я развел руки в стороны:

– Дорогая, прости, но здесь я не могу тебе обеспечить привычный женский вечерний отдых у плиты и стиральной машины.

Так что – изнывай от безделья.

– Тогда я пойду искупаюсь, – и Лариса тихо пошла к реке и уже от самого края земли, крикнула мне:

– Приходи.

И подоспевшее эхо повторило ее призыв:

– Приходи.

– Приходи.

– Приходи…

…Установив палатку и разведя костер, я, взяв для купающейся Ларисы широкое махровое полотенце, спустился к реке, тихая вода которой искрилась последними отраженными лучами солнца.

Светило расставалось с нами на сегодняшний день, не исчезая за горизонтом, а просто отправляясь на обязательную дежурную встречу с другими людьми.

А нам оно оставляло на память о себе накопленное за день тепло.

В прощающихся с нами закатных лучах солнца, в воде, уже ставшей темнее прибрежной зелени, я увидел свою поэтессу, зашедшую в воду по грудь. И в этой не придуманной вселенной обнаженным было все: и берег, и зелень, и женщина…

…Интересно смотреть на женщину, которая знает, что она увлекательна, желанна и красива. Даже интересней, чем на весь остальной окружающий мир, который тоже знает, что он красив, желанен и увлекателен…

…Подойдя к самому срезу, туда, где песчаная кромка берега размывалась мелкой речной волной, внучатой племянницей океанского прибоя, я остановился, и вместе со мной остановилось время.

И в этом полном покое моя обнаженная поэтесса вышла ко мне навстречу для того, чтобы, уже потом, когда стрелки часов вновь начнут делать свои следующие шаги, откинуться на измятое ее спиной полотенце и прошептать:

– Я видела, как деревья, растущие корнями вверх, качают своими ветвями…

… Как многое может рассказать художнику поза, в которой рядом ним сидит женщина.

С женщины, вообще, художник может написать намного больше, чем женщину.

И не только красками.

Лариса, закутавшись в полотенце, обняв руками свои ноги и положив подбородок на подобранные к груди колени, молча смотрела на огонь костра, и ее глаза светились отблесками живого огня.

И я не отвлекал ее молчания, потому что чувствовал, что сейчас ей было достаточно себя самой.

А просто смотрел на извивы ее тела, угадывающегося под просторным полотенцем.

И мрак, скрывающий детали этих извивов, способствовал фантазии.

Может, фантазия вообще существует только там, где наглядно и очевидно далеко не все…

…Для обычного человека окружающие его люди состоят из тела, души, желаний, устремлений, надежд.

Для художника другие люди состоят еще и из линий.

Каждой из которых художник придает свой смысл.

Сейчас поза Ларисы, соприкасавшейся многими частичками своего тела, сведшей свое тело в единство, наводила меня на мысль о пространстве, которое замкнуто.

Читать дальше