Александр Проханов - Время золотое

– Это что? – с ужасом прошептал Градобоев, обращаясь к Елене. – Что это?

Она не отвечала, прикрыв ладонью дрожащий рот.

Градобоев водил своими воловьими глазами, как бык, получивший в лоб удар кувалды. Все плыло, туманилось, покрывалось кровавой поволокой. Чудовищный обман, лютое предательство двигали окружавшими его явлениями, перемешивали и меняли местами события, людей, смыслы. Огромная бетономешалка месила окружающий мир, в котором ревели толпы, грохотали щиты и дубины, розовел Кремль. И все перевертывалось, погружалось в темную гущу, и он сам, и висящий на стене предвыборный плакат с его портретом, и эта женщина, которая привела к нему предателя, впустила змею и теперь смотрит на него своими лживыми прекрасными глазами, что он так любил целовать, угадывал в них ответную безумную страсть.

– Сука, – сказал он шепотом. – Сука рваная. Пошла вон!

Елена слабо вскрикнула.

– Уйди, а то убью! – прохрипел Градобоев, толкая ее к дверям.

– Послушай меня, – слабо сопротивлялась она.

– Шлюха! Ненавижу! – Он ревел, воздел над ней кулаки, вышвырнул из комнаты, слыша, как удаляются ее рыдания. Сел на диван, стиснул скулы ладонями и, раздвигая в оскале губы, завыл, как воет одинокий волк.

В штабе Чегоданова, в Доме Правительства, ликовали. Победно сверкали люстры. Валом валили чиновники, генералы, олимпийские чемпионы, деятели искусств. Разносили шампанское. Сверкали вспышки фотокамер. Чегоданов отвечал на приветствия, обнимался, находился в центре клубящегося вихря. Но был отделен ото всех незримой мембраной, сквозь которую не проникали поздравления, здравицы, признания в преданности и любви. Он чувствовал, как вновь, спустя четыре года, стягиваются к нему силовые линии власти и он обретает угрюмое могущество, таинственное величие, которым питает его громадная молчаливая страна. В его душу и плоть, разум и память, в отяжелелые глазницы и онемелый язык льются загадочные потоки из туманных небес, наделяя непомерной властью, отягощая непосильным бременем. Двигают в бестелесную пустоту, откуда дует черный сквозняк истории. И он, так страстно рвавшийся к власти, страшится неотвратимого будущего, где, быть может, притаилась его погибель. Но уже не отступить, не убежать. Повинуясь вышней воле, он возьмет на себя это бремя, понесет, как несли до него былые правители, исчезнувшие цари и вожди, среди народного обожания и ненависти.

Режиссер Купатов, глава предвыборного штаба, воздел бокал шампанского. Обводя увлажненными глазами участников торжества, старался поймать взгляд Чегоданова:

– Господа, быть может, у кого-нибудь во время предвыборной кампании возникали сомнения в ее победном исходе, но только не у меня. Я верил и верю в наш мудрый и прозорливый народ, который выбрал своего, народного президента. Того президента, который олицетворяет народные упования и надежды, черты народного духа и характера. Федор Федорович Чегоданов – народный президент, он офицер и мудрец, рачительный хозяин и набожный христианин, он взирает вперед, не забывая о прошлом. Он владеет истинной формулой власти, которая звучит: «Любить народ и бояться Бога». Дорогой Федор Федорович, вы оценили нашу верность и преданность, нашу способность работать. Теперь, когда вы президент великой России, надейтесь на нас. Мы ваша гвардия, ваши «семеновцы» и «преображенцы». Поздравляю! – И он картинно чокнулся с Чегодановым, выпил бокал и разбил его об пол.

Пока проворные официанты подбирали осколки, спич произносил глава президентской Администрации Любашин:

– Господа, любая перемена власти таит в себе много опасностей. «Оранжевая» революция, которую остановила победа Федора Федоровича Чегоданова, сулила нам великие потрясения. Но, благодаря выдержке, воле и прозорливости Федора Федоровича, враг отступил, и оранжевый зверь, подобный тигру, превратился в маленькую оранжевую кошку, которая забралась в дупло и смотрит оттуда настороженными злыми глазками. Бог любит Чегоданова, поэтому он привел его к победе. Бог любит Россию, поэтому он подарил ей Чегоданова. Дорогой Федор Федорович, поздравляю и заверяю в нашей любви и верности! Вместе всегда победим! – Любашин залпом осушил бокал, но не стал его бить, а осторожно поставил на пол, откуда его ловко подхватил официант.

Теперь говорил Валентин Лаврентьевич Стоцкий, все еще президент, но уже поблекший, утративший плотность, пустой, как кокон, из которого упорхнула бабочка. Он счастливо, с обожанием смотрел на Чегоданова, пузырьки летели в его бокале, и сам он был легкий, как пузырек.

– Дорогой Федор, все ликуют, поздравляя тебя с победой. Но только я знаю, что эта победа наваливает на тебя неподъемную тяжесть. Тяжесть управления такой страной, как Россия. Когда ты четыре года назад передавал мне власть, я не представлял, сколько она весит. А весит она столько, сколько весит земной шар. Дорогой Федор, поздравляя тебя, я возвращаю тебе в сохранности то, что принял четыре года назад. Возвращаю Россию, где в сохранности каждый город, каждая деревня, каждая речушка. Ты убедился в моей верности и любви. И впредь наш союз нерушим, и мы с тобой неразлучны. За твою Победу, за наш Союз! – Они обнялись с Чегодановым. Пили шампанское, глядя один на другого сквозь золотой напиток.

Среди победителей присутствовал тележурналист Немврозов, чей вклад в победу был несомненен. Улучив момент, он подошел к Чегоданову, держа за хрупкую ножку бокал:

– Федор Федорович, с победой вас! – Он скромно поклонился, не позволяя себе вольного взгляда, понимая, какая дистанция между ним и всемогущим президентом, и тот милостиво чокнулся с ним.

Чегоданов поднял руку, прекращая шум. Все замерли, завороженно, влюбленно глядя на своего президента. Чегоданов благодарно обвел всех глазами, и все знали этот мягкий, вкрадчивый взгляд, суливший высочайшее расположение, милость, воздаяние за верную службу.

– Вы все работали безупречно, друзья мои. Мало кто может похвастаться такой образцовой командой, как наша. Вы все высочайшие профессионалы, все спаяны одной целью, и эта цель – наша ненаглядная Россия. Будем работать во имя России. За Россию! – Он выпил среди бурных рукоплесканий.

Бекетов испытывал утомление и благостное тепло, которое сменило ужасное, длившееся месяцами напряжение. Исчез близкий к срыву мучительный страх перед возможной ошибкой, сулившей катастрофу. Теперь, среди сверкания люстр, нежного стеклянного звона он оттаивал, наслаждался. Знал, что передышка на час. Уже завтра его вызовет Чегоданов, предложит пост в Администрации. Начнутся консультации по составу правительства, утверждение губернаторов, генералов в силовых министерствах.