Евгений Поляков - Двухгодичник. Сказки про Красную армию

«Но инструктор – парень-дока, деловой. Попробуй, срежь. И опять пошла морока про…» – конечно, про то, что должен знать, уметь и иметь оперативный дежурный. Все остальные обучающиеся, дурака не включившие, экзамен худо-бедно сдали и восвояси поехали. А Витю нашего на второй год… простите, срок учиться и сдавать экзамены оставили. А домой-то хочется. И ведь не только коровушка его ротная ждет, но и жена-красавица. В общем, сдал наш Витя во второй раз экзамены одним из первых.

И была у этих экзаменов одна славная традиция. Наверное, со времен первого обнаружения Икара на экране локатора. Перед тем как новоиспеченные оперативные в свои пенаты вернутся, напутствовал их задушевым словом командир части, где учеба эта происходила. В полку командир полка, в корпусе – соответственно комкор. Что-то типа: «Служите, сынки, как я служил, а я на службу что-то там ложил». Вру, конечно. Про вторую часть фразы. Первая – безусловно была.

Слышал я такие напутствия не раз, не два, а целых три за два года своей службы. Одно из них шибко в память врезалось. В корпусе дело было. Сдали уже все экзамен. Ждем комко-ра. У всех билеты домой куплены. Волнуются люди. Полчаса нету отца-командира. Ну, у него дела важные. Час нету. Тоже ждем. Нервные уже начали у преподавателей своих спрашивать, а нельзя ли без слова напутственного?

Нет, отвечают, нельзя. Тут вбегает комкор. Весь красный, и вместо слов приветливых – мат трехэтажный каждым словом. Непонятки у оперов. Минут через пять у комкора в словоизлиянии стали и общеупотребительные, нематерные слова проскальзывать. Дальше – больше. Минут еще через пять вообще речь почти понятная стала. И вот что в переводе на великий и могучий пытался до нас донести комкор.

– Все, сынки, я видел. Кодограммы по утрам небось все читали? Солдатики и под машины и под поезда железнодорожные попадают. И машины под откос скатываются, и с другими машинами сталкиваются. И с поездами сталкиваются. И танки с поездами тоже сталкиваются. И самолеты в чистом небе изредка разлететься не могут. Но чтоб танк с самолетом столкнулся – такого я за всю свою долгую службу не видывал. Тра-та-та. Тра-та-та (опять трехэтажный мат минуты на три).

Дальше шла его (комкора) реконструкция событий. В славном городе N (я просто не помню название, а не тайну военную столько лет храню) стояли два полка: авиации ПВО и танковый. Дело зимой было. Полоса взлетная обледенела. Для ее очистки в полку был списанный реактивный движок на шасси, который огненной струей весь лед с полосы как языком слизывал. Но вот незадача – сломалась эта чудо-техника, а полеты обеспечивать надоть. Субординация дозволяла авиационному комполка пить только с танковым командиром. И вот в один из таких сабантуйчиков авиатор, как более находчивый, говорит своему наземному коллеге:

– Слушай, а ведь у твоих машин траки железные?

– Железные.

– А не выгонишь ли ты мне одного своего железного коня на взлетную полосу, чтоб он траками лед сколол?

– Отчего ж не выгнать.

Сказано – сделано. Танк выехал на полосу, крутанулся на льду, и, поскользнувшись, въехал со всей дури в припаркованную рядом стальную птицу. А Пушкин говаривал, что в одну телегу впрячь нельзя коня и трепетную лань. Получается, что наши полководцы это утверждение опровергли.

В годы моей армейской службы Горбачев активно с Рейганом занимался разрядкой (кнопку перезагрузки тогда еще не изобрели). Но несмотря на эту самую разрядку, военные по обе стороны от железного занавеса были завсегда наготове. Дружба дружбой, а табачок, извиняйте, врозь. Хотя в перекрестье прицелов вояки смотрели друг на друга уже менее прищуренным глазом, а иногда даже с улыбкой.

Многим известен случай про стадо диких гусей, которые привели к ложному срабатыванию систем раннего обнаружения НАТО и чуть не вызвали всеобщий game over. Картинка, которую видел я, возможно, была всего лишь «боями местного значения», про которые и большим стратегам-то даже не докладывали. Мне, со своим взглядом из маленького окопчика, трудно это оценить. Но ситуация имела место быть, и как всегда – из-за чьего-то раздолбайства.

В ПВО одним из способов определения координат целей было деление карты зоны ответственности на квадраты, так называемую сетку ПВО. Номера квадратов менялись по нескольку раз на неделе и были совсекретными данными. Это – с одной стороны. А с другой, также по нескольку раз на неделе (не обязательно в дни смены сетки ПВО), в полосу N километров с чужой стороны границы залетал натовский самолет-разведчик. Это автоматически приводило к тому, что у нас объявлялась готовность номер один. По разведчику начинали работать наши РЛС, выдавая его координаты на вышестоящий КП в этой самой совсекретной сетке. Координаты выдавались морзянкой открытым текстом. Почему открытым? Ну, наверное, потому, что из-за срочности информации времени на кодирование и декодирование не было. Вражий самолет-разведчик параллельно с нашим вышестоящим КП принимал нашу морзянку. А так как координаты свои он тоже, разумеется, знал, то и сетка расшифровывалась на раз. Соответственно он делал в нашей зоне ответственности один, максимум два круга. Расшифровывал сетку ПВО и уходил в другую зону ответственности. Все у нас к этому уже давно привыкли и знали, что несколько раз в неделю мы будем работать по чужому разведчику. И также знали, что работать будем недолго, бо он, расшифровав сетку ПВО в нашей зоне, почешет к нашим коллегам за тем же.

Вот в один из таких общепривычных разов, когда наймит империализьма объявил у нас готовность номер один, работа по нему не закончилась парами его кругов в нашей зоне ответственности. На этот раз крутился он очень долго. Ну а в армии все расписано. Ежели готовность не снимают, то через определенное время ее усиливают. При этом выполняются заранее определенные мероприятия. Начали и мы их выполнять. От раздачи офицерам и прапорщикам личного оружия до вызова отпускников на постоянное место дислокации и перевод всех на казарменное положение. И у буржуинов тоже шевеления пошли. Разведчик прямо в воздухе дозаправили, к нему начали потихоньку подтягиваться и другие самолеты из четвертого оперативно-тактического авиационного командования НАТО. Причем это были уже не разведчики, а ударные группы, группы подавления РЛС, и так далее. С нашей стороны тоже авиация ПВО к границе потянулась. Постановщики помех с обеих сторон весь незанятый экран индикаторов гадостью своей засветили.

Мы слушаем их сеть оповещения, они, наверное – нашу, у них желтую объявили, у нас – повышенную. Они – оранжевую, мы – военную опасность. Нам пришел приказ вскрыть секретный формуляр роты. Секретчик из своей комнатки вынес конверт с сургучными печатями, прямо как в фильмах. Командир сломал печати и зачитал нам, что коли начнется, то мы должны обеспечить проводку вражьих целей в течение девяти минут, а потом оставшиеся в живых должны прибыть на сборный пункт ссыльной дивизии. Тут же командир обрадовал нас, что ежели чего, то в живых вряд ли кто останется. Потому что ежели наш склад с ГСМ рванет, то мало и во всем п. г. т. не покажется.