Евгений Поляков - Двухгодичник. Сказки про Красную армию

Стрельбище. Вдали мишени. Солдаты по приказу подходят и ложатся на шинели. Далее следуют команды: «Рожки примкнуть. Раму передернуть. Целься. Огонь». Мы со старлеем Петровичем стоим позади шинелей. Один солдатик из Москвы подзывает Петровича. Тот подходит. Солдат лежа полуоборачивается к старлею, направляет ему автомат в область живота, говоря при этом: «Товарищ старший лейтенант, я вот нажимаю, нажимаю (это сопровождается реальными нажатиями на спусковой крючок), а он не стреляет». Глаз выхватывает лицо Петровича. В какие-то тысячные доли секунды оно мгновенно сереет, но затем следует очень быстрая реакция. Удар левой ногой выбивает автомат из рук солдатика. А уж затем, извините, удар правой приходится безоружному в лицо…

Довелось мне и из пулемета за два года пострелять. Стояла у нас на позиции тачанка такая, заточенная для стрельбы по низколетящим целям. На четырех колесах, с креплениями под четыре пулеметных ствола. Стволы, правда, отдельно лежали на складе НЗ. Называлось это устройство гордо – ЗПу-4 (то бишь зенитно-пулеметная установка четырехствольная). Разумеется, я не прямо из нее стрелял, а из сестрички ее с другим серийным номером и на специально оборудованном полигоне.

Среди офицеров и прапорщиков дедовщина тоже бытовала, в определенной, разумеется, степени. Мне, как самому молодому, все праздничные и большинство выходных дежурств выпадало. Ну и тут, когда стали выбирать, кто стрелять из ЗПу-4 поедет, особо долго не мудрствовали. Получилась команда из меня, прапорщика Вити и еще пары солдат.

Первое, что меня несколько удивило на стрельбище том, так это капитан, процессом управляющий. Ходил он по позиции с гильзами в ушах. С наушниками тогда, видать, проблемы наблюдались, да и не только с ними. Я решил без гильз обойтись, и еще недели с две после стрельб разговаривал примерно так: «А-а-а?!», «Чего?!»

Сам процесс стрельб выглядел примерно следующим образом: с расположенного рядом аэродрома взлетал самолет, который на тросе тянул за собой мишень. Стреляли по ней вроде как пластмассовыми пульками, самолет сам весь бронированный был, но все равно пилоту, говорят, писали боевой, а не учебный вылет.

Отстреляли мы серию. И сами с прапорщиком, и солдатикам дали пострелять. Патроны оставшиеся сдали, и Витя мне говорит, что знает здесь место, где пиво продается (с этим тогда тоже большие проблемы имели место быть). Дали мы своим солдатикам задание (нельзя в армии солдат без дела оставлять) – учиться целиться. Патронов у них, как уже упоминалось, не было. И повел меня Витя в одну только ему известную точку – вареничную, в которой пиво должно было водиться.

Пиво там и в правду в то время наличествовало. Прикупили мы его, родного. Стоим, значит, медленно им наполняемся, тихо обсуждаем житье-бытье, никого не трогаем. Вдруг вбегает прапорщик какой-то, весь красный и со входа орет: «Кто тут с Ярмолинец?» Мы с Витей переглянулись, решили, что скрываться не будем, и к тому прапорщику поспешили. Он продолжает: «Срочно на позицию!» Пока мы с ним до стрельбища бежали, он нам про солдат наших такую картинку нарисовал.

Оставили их, значит, тренироваться в искусстве прицеливания. Целились они в пустое небо как в копеечку, когда птицы пролетали, то и в них, наверное. А тут с ближайшего аэродрома этого самолет взлетел, разведчик погоды. Наши солдатики сразу по нему целиться и стали. А из экипажа, видать, кто-то сие заметил, что за бортом их четыре ствола, как привязанные, ходят. А у них-то самолет небронированный, ему и пластмассовых пулек хватит. Ребята же в небе не знали, что мы все боеприпасы под расписку сдали. В общем, решили они экстренно садиться, а при посадке той, из-за экстренности, еще и шасси повредили. Слава богу, никто не пострадал. Ну а раз так, то и нас ничем, окромя мата, не наградили.

Единственное, что меня еще в той истории удивило, так это то, как нас прапорщик местный так быстро нашел. Витя же никому не докладывал о нашей дислокации. Но дефицит, оказывается, и положительные черты имеет. Продавали бы тогда пиво на каждом углу – вряд ли бы нас так молниеносно вычислили.

Ну, коли из автомата и даже пулемета пострелять удалось, то из пистолета сам бог велел. Ведь пистолет, как-никак, штатное оружие офицера, пусть и двухгодичника. Я серийник своего Макарова до сих пор помню: ШВ-308. Так себе машинка была по сравнению с автоматом. Хотя, может быть, всего лишь руки кривые? Я сейчас со своей больной рукой и затвор не передернул бы. Тугой он, блин, шибко был.

В общем, довелось мне пострелять из пистолета своего, наверное, раза три. Первый – на стрельбище. Помню, вышмалял я сначала одну обойму всю в молоко. Пока один из знающих не подсказал, что у Макарова на мушке цифра на железе выжжена, как он на двадцать пять метров пристрелян, у меня там шестерка стояла – значит, на двадцать пять метров, чтобы в яблочко попасть, надо было в шестерку целить. В верхнюю или нижнюю – уже не помню. Принял я рекомендацию, и следующую обойму уже лучше положил. Даже попал куда-то. Но это какие же сложные физические задачи офицерам и прапорщикам в бою решать надо: с ускорением свободного падения, с двадцатью пятью метрами, с цифрой на мушке. Я тут попроще дочке пытался задачки решить, и то пару часов в Интернете провел, а там – в бою! Ну, чтобы последним патроном застрелиться – тут, думаю, особо вычислять не надоть. Это если задачку не решишь. Еще помню, что если по мишени промахнешься, то было видно, как пули метров где-то через сто в землю уходили.

Остальные разы Макаров свой по прямому назначению мне на учениях удалось использовать. Про учения в окрестности села Воробиевка еще картинок несколько надо будет нарисовать. Тут же пистолетом ограничимся. Учения были крупномасштабными, кажется, под кодовым названием «Глобальный щит-89». Ну, у америкосов в то время тоже игра в войнушку шла с подзаголовком «Гигантское копье-89». Раз у них «Гигантское копье», то у нас, сами понимаете, «Глобальный щит», а как же иначе? А раз учения крупномасштабные, то офицерам и прапорщикам не только личное оружие раздали, но и даже патроны к ним.

Первый раз Макаров заговорил у Петровича. Мы тогда изрядно самогона отведали и вышли проветриться на свежий воздух. А тут нам навстречу стадо гусей шествует. Петрович, как ковбой, выхватывает свой Макаров, и начинает по гусям бабахать. Я ему: «Петрович, ты что – они же колхозные». А Петрович в ответ: «Все, что на десять метров от околицы отошло, – дикое». Я, насколько помню, тогда Петровича огнем не поддержал. Еще вспоминается, что гуси колхозные от наших действий не пострадали: может, метров было больше двадцати пяти, а скорее всего – самогон шибко крепкий.