Дмитрий Вересов - Дальний берег Нила

– Не пойдет.

– Что, неужели не понравилось в «Элвендейле»? Для тебя же, между прочим, старались, упрятать понадежнее, пока тут шум не поутихнет маленько. Согласись, кому бы пришло в голову искать тебя в подобном месте?

– И заодно посмотреть, как я буду реагировать на такую шизуху.

– Ну, не без этого. В нашем деле надо быть готовым ко всяким поворотам. И, кстати, справлялась ты безупречно… А теперь, когда ты все знаешь, тебе там хорошо будет. Отдохнешь, нервишки подлечишь. На базе, честно говоря, отдыхать не дадут.

– Дело не в этом. Против «Элвендейла» я ничего особенно не имею, такая дурь, что даже забавно. Просто я не хочу работать на вашу контору.

– Так. – Морвен постучал пальцами по столу. – Ты не вполне представляешь себе, от чего пытаешься отказаться. Ты же буквально создана для такой работы, а она – для тебя. Со временем откроются головокружительные перспективы.

– Если дадите дожить.

– О чем ты говоришь? Как ты уже успела убедиться, мы дорожим талантливыми людьми.

– Если бы задачей органов безопасности была забота о талантах, то это было бы уже министерство культуры. Вы, голубчики, призваны не дорожить людьми, а использовать людей; манипулировать ими и безжалостно от них избавляться, когда они окажутся ненужными или хотя бы потенциально вредными. А ненужными и вредными они становятся не только в силу ошибки или собственного злого умысла, а чисто ситуативно. Причем ситуация чаще всего возникает по вашему же ведому.

– Помилуй, мы же порядочные люди…

– Эти аргументы прибереги для других. Когда спецслужба руководствуется соображениями порядочности, а не целесообразности, грош цена такой спецслужбе. Но от твоего предложения я отказываюсь совсем не из моральных принципов.

– Почему же?

– Потому что хочу быть свободна в своих решениях. Хочу не только решать задачи, но и сама их ставить; взвешивать риск, определять альтернативы, иметь право отказаться от того, что считаю неумным, несвоевременным, нецелесообразным. Иными словами, не желаю быть винтиком, даже золотым, вроде мифического Джеймса Бонда или вполне реального Эндрю Морвена.

– Это я-то винтик? – Морвен откинулся на спинку стула и расхохотался.

– А кто? Ведь ты самостоятельно не можешь решить даже, что теперь делать со мной – обрабатывать дальше, ликвидировать или отпустить на все четыре стороны.

– Это как сказать…

Морвен замолчал, с интересом поглядывая на Таню. Молчала и она.

Он заговорил первым:

– Пока что ты убедила меня лишь в том, что работать на нас не хочешь и не будешь, но никак не в том, что отпустить тебя будет целесообразно. Пока что я в этом отнюдь не уверен. Ты чересчур много знаешь, слишком непредсказуема и независима; уговоры на тебя не действуют, более решительные меры дадут результат, обратный желаемому… Обидно, конечно, терять такой превосходный материал, а что делать? Раз не получается использовать, остается только ликвидировать. Моя внутренняя женщина будет, конечно, безутешна до конца дней своих, да и мужчине будет очень, очень грустно, но… Грош мне цена, как золотому винтику в конторе, если не смогу переступить через собственные чувства… Ну что, жду твоих аргументов.

– У меня их нет. Зато есть кое-что другое.

– Что же? – Интерес его был неподдельным.

– Для этого мне нужно съездить в Саррей.

– Это исключено.

– Боишься, что сбегу? Напрасно. Впрочем, можем поехать вместе. Сейчас глубокая ночь, там все спят, никто нас не увидит. Или дай мне охрану из самых надежных твоих соколиков. Ручаюсь, не пожалеешь.

Морвен задумался.

– Говори, что именно нужно взять.

– Скажу. Только, ты же понимаешь, если это сюда не доедет, будет очень некрасиво.

– Доедет.

…Через час лорд Морвен высыпал на стол содержимое старенького черного чемодана.

– Ну и что ты мне хотела показать? Старые перчатки или, может быть, запасную занавеску для ванной?

Голос его звучал раздраженно: видимо, давала себя знать вынужденная бессонница.

– Позволь.

Таня взяла у него раскрытый пустой чемодан, слегка нажала на заклепки на задней стенке… В потайном отделении между первым и вторым дном лежал большой лоскут серой ткани. Таня приподняла его…

Морвен, довольно резко отстранив ее, осторожно достал то, что лежало под лоскутом, разложил на столе, вгляделся, затаив дыхание…

– Чтоб мне провалиться! – заорал он, вдоволь наглядевшись. – Ты ведьма! Натуральная ведьма! Откуда? Оно же сгорело сто лет назад!

– Оттуда же, откуда и творение Гризома, – спокойно ответила Таня. – Понимаешь, я там нашла двух Мадонн, обеих и прихватила. В живописи я разбираюсь плохо, глазами никогда не различила бы, где оригинал, где копия. Но энергетика у картин была совершенно разная, точнее, ты уж извини, у твоего любимого Гризома она никакая, а у Эль-Греко – ого-го-го! Даже с фотографии шибает. В общем, я немного поразмыслила – и решила сдать Шерову копию. Не то чтобы обмануть кого хотела, просто чуяла что-то. В конце концов, я свое дело сделала, картину добыла, какую заказывали, а уж что это такое – копия, оригинал, дедовы подштанники – меня не касается… Признаться, я удивилась тогда, что специалист заграничный – ты сам, как я теперь узнаю, – спокойно принял подделку, на которой даже я не обманулась… А саму картину упаковала понадежней, в этот самый чемодан, да сюда и привезла. На черный день. Вот он и настал… Ну что, удалось мне тебя подкупить?

Морвен вздохнул.

– Отпуск ты себе купила…

– Только отпуск? Надолго?

– Это ты определишь сама.

Научно-производственное объединение «Ленглавбетонконструкция», что затерялось где-то в диковатой промзоне между Лиговкой и железнодорожной полосой отчуждения, лихорадило с самого Нового года. Еще бы – к нам едут французы! Причем не какие-нибудь там залетные гастролеры-однодневки по линии обкома или ВЦСПС, а самые что ни на есть конкретные, деловые, с серьезными интересами и долгосрочными планами. «Вилль дю Солей», строительная фирма, посылала в Ленинград представительную делегацию для изучения вопроса о создании совместного советско-французского предприятия с целью развертывания на базе объединения экспериментального цеха по производству универсальных евромодулей повышенного качества. Предполагались значительные капиталовложения, масштабные поставки новейшего оборудования, а в будущем – выход готовой продукции на мировые рынки. Проспекты фирмы «Вилль дю Солей», разворованные на второй же день, являли собой чудо полиграфического искусства, а чертоги, запечатленные на глянцевых страницах, были столь ошеломительно великолепны, что любой сотрудник ЛГБК без колебаний поменял бы год жизни в своей коммуналке, «хрущобе» и даже дефицитной «сто тридцать седьмой» на один-единственный денек посреди такой буржуазной роскоши. Хотя никто в объединении не имел и приблизительного представления, что такое «евромодули повышенного качества», от головокружительных перспектив захватывало дух. Готовясь к встрече, в экстренном порядке заасфальтировали дорожку от проходной до административного корпуса, провели косметический ремонт директорского этажа, в кабинет завезли новую финскую мебель, а работникам двух цехов, в которые, по представлениям начальства, с наибольшей вероятностью захотят заглянуть дорогие гости, выдали новенькие чешские комбинезоны.