Ирэн Роздобудько - Последний бриллиант миледи

– Будет время, зайдите ко мне в офис завтра в одиннадцать. Мне нужны специалисты вашего уровня. Поговорим.

Сомнительные шестимесячные курсы имиджмейкеров Влада посещала, еще когда училась в школе. Там она даже получила желтенькое свидетельство. Но знания нужно было немедленно возобновлять, и она засела за книги. Во время встречи с «Самим» за свои услуги она назначила кругленькую сумму и, на ее удивление, эта сумма не вызвала возражений. Более того, со временем она удвоилась, ибо уже через месяц ее работы тучный и довольно нереспектабельный мужчина превратился в подобие джентльмена, правда, со слегка помятым лицом завсегдатая ночных клубов и любителя поразвлечься в сауне. Она выпрямила и подкрасила его кудрявые волосы, тщательно подобрала гардероб, заставила следить за ногтями, приобрела галстуки на все случаи жизни, носки и обувь. Она прочитала ему кучу лекций, чтобы «Сам» усвоил свой новый образ – образ «хорошего сына», который должен положительно влиять на людей среднего класса. Она неожиданно для себя так увлеклась этой работой, что порой, наблюдая за выступлением своего «подопечного» по телевизору, спешила после этого позвонить ему на мобильный телефон и выразить идею «сексуальной трехдневной щетины» для следующего выступления перед студенческой аудиторией. Ее идеи всегда срабатывали.

Владу устраивало прежде всего то, что «Сам» вел себя с ней обходительно, и их отношения имели только деловой характер. Как оказалось при более близком знакомстве, он был прекрасным семьянином и верным мужем своей дородной жены, не любил шумных вечеринок и как огня боялся приемов. Это было довольно трогательно и напоминало ситуацию из какого-то фильма об итальянской мафии, когда кровавый магнат трепещет перед неизменной спутницей своей бурной жизни.

«Рядом с вами иногда должна появляться красивая молодая женщина. Особенно в неофициальных ситуациях, – советовала Влада. – Я могу договориться с модельным агентством. Ее совсем не обязательно делать своей любовницей».

Но на «семейном совете» было решено, что такой спутницей может стать сама Влада. И она согласилась, запросив за это немалую прибавку к своей зарплате.

Со временем круг ее обязанностей расширился: Влада теперь занималась не только внешним видом политика, она заставляла его ходить на все модные спектакли и концерты, чтобы люди видели в нем заядлого театрала и человека образованного, внимательно следила за новинками литературы и скупала кассеты с записями классической музыки. «Сам» почти по-отечески заботился о ней и однажды, узнав, что она живет на окраине, предложил купить ей квартиру.

Сменить жилье Влада не согласилась, но поняла, что пора сделать дома грандиозный современный ремонт. Тогда у нее и возникла идея поселить Макса в звукопоглощающих стенах маленькой кельи, ведь оставлять его одного в квартире становилось все опаснее – он часто заводил речь о самоубийстве. Особенно тогда, когда Влада не успевала вовремя дать ему необходимую дозу успокоительного. Кроме того, Влада наконец вплотную подошла к главной цели: разгадать тайну исчезновения сестры.

Но… Было одно маленькое «но» в ее стремлении вернуть все на свои места. Это «но» всплывало во снах, неожиданно возникало в самые неподходящие моменты ее нынешней жизни, предательски выныривало из ее мыслей, как игла, оставленная неумелой швеей в кружеве детской распашонки. Хотела ли она этого возвращения на самом деле?

Иногда, просыпаясь в своей (теперь – своей!) просторной квартире, Влада удивлялась уюту, царившему в ней. А главное – и она это чувствовала наверняка – маленькая коварная змейка тревоги под названием «ревность» выползла из ее сердца. Пусть и таким образом, но Макс все же принадлежал ей! Она согласна была ухаживать за ним, беспомощным, затерянным в дебрях своей больной психики. А была ли его психика такой уж больной?.. «А не ты ли, дорогуша, – порой думала Влада, – делаешь его таким беспомощным?» Возможно, Владе следовало бы прекратить давать ему снотворные, успокаивающие и другие небезопасные таблетки…

Но как отказаться от власти над ним, от права говорить ему каждый вечер: «Милый, пора ужинать…» или даже больше: «Солнышко, я приготовила тебе ванну…»

Как сладко прикасаться расческой к его волосам, подавать полотенце, выбирать в магазине белье и новые рубашки!

Вот если бы он мог хоть немного привыкнуть к ней, смириться с тем, что отныне только она будет рядом и только она будет стелить ему постель! О, как она надеялась на это все два долгих года! Были мгновения, когда его затуманенный взгляд теплел… И она надеялась, что вот сейчас он скажет: «Хватит!» И поймет, что возврата в прошлое не будет, что она и только она, Влада, единственная женщина в его жизни. Но он упорно называл ее именем сестры, и Влада снова покупала таблетки, чтобы все оставалось так, как есть.

У Влады не хватало мужества сказать Максу прямо то, что она чувствовала наверняка: Жанны уже нет на этом свете. А как могло быть иначе? Все эти годы Влада исправно покупала газеты и вырезала статьи из криминальных рубрик. Иногда там попадались жуткие фотографии полуистлевших женских тел, найденных в окрестностях города. В каждой из них Влада видела Жанну… Будто случайно она подсовывала эти статьи Максу. И тогда приходилось удваивать дозу лекарства…

«Но если она жива… – рассуждала Влада, – если тогда, два года назад, просто ушла к какому-то тайному любовнику (она всегда была темной лошадкой даже для меня!) – я приведу ее сюда за руку, я открою Максу глаза, и он сам прогонит ее! И это будет даже к лучшему!»

…Он представлял себе свой разговор с Кундерой.

– Знашь, Милан, – говорил Дартов, – жизнь, пожалуй, не стоит того, чтобы превращать ее в литературу. Это все равно, что блеск осколка стекла выдавать за сияние бриллианта и заставлять публику верить в это. Стекло останется стеклом. Кто может поручиться, что мы слышим одни и те же звуки или видим одни и те же цвета? Я в этом не уверен. А мы пытаемся систематизировать мир, привести его к общему знаменателю. И миллионы людей, как зомби, повторяют за нами, что море – «изумрудное», а пшеница – «золотая». Разве это не преступление? Мы порождаем духовных дальтоников. Истина всегда остается за пределами сознания…

Дартов протянул руку в темноту, нащупал на тумбочке пепельницу, поставил ее себе на грудь и стряхнул туда пепел с тлеющей сигареты. Он лежал в широкой кровати, на которой свободно мог бы разместиться взвод солдат. Ветви акаций и вишен, которыми густо был обсажен двор, в лунном сиянии создавали на стене сюрреалистические узоры. Два дога – белый и цвета маренго – мирно спали на ковре у камина. Дартов затушил сигарету и прислушался к звукам, которые, как густое вино, блуждали по его многокомнатному, оборудованному по последнему слову современного дизайна жилищу. Он напрягал воображение и слышал бормотание сонной воды, скрытой в трубах, шорох бархатных портьер, перешептывание книг на полках. Воображаемый разговор с Кундерой наполнил его существо немалой гордостью. В особенности радовала эта возможность сказать «мы» – он, Дартов, и другие! Неужели это стало реальностью!