Евгений Рогачев - Двое на дороге (сборник)

Седой молчал. Наконец он осмелел, вышел из своего укрытия и вмиг ощутил, какая граница проложена между им и этой девчушкой. Он был из другого, подземного мира, а она из области фантастики. Он хотел повернуться и уйти, но она остановила его.

– Постой. Ты куда? Ты что, меня боишься? Не бойся. Сегодня я одна. Тех парней, что приставил ко мне отец, нет. Да и не будет их. Надоели они мне, жуть, – она шмыгнула носом. Получилось это смешно и забавно. – В тот раз тебе досталось, но еще больше им досталось от отца, когда он узнал, что они отпустили меня одну… Ты что молчишь-то? Немой, что ли? Ты говори, а то мне скучно сразу становится. Я люблю, когда со мной разговаривают, а не молчат, словно рыбки, которых полно в нашем аквариуме.

– Ты и сама неплохо говоришь. За двоих, – сказал первое, что пришло на ум.

– Это правда, – девочка улыбнулась. – Отец меня зовет балаболкой. Но я не обижаюсь. Он меня любит, поэтому и приставил ко мне своих людей. Они всегда со мной, даже когда я сплю. Чего-то он боится. Все говорит, что меня могут обидеть и чтобы я непременно слушалась тех дяденек, что ходят за мной по пятам. Но иногда я от них убегаю или играю в прятки. Ты бы видел их рожи, когда они начинают меня искать. Смешно, прямо умора, – девочка засмеялась.

– Тебя как зовут-то?

– Меня? Авророй. Странное имя, да? Оно мне не нравится. Когда я вырасту, то обязательно его сменю… А тебя как?

– Седой.

– Это кличка, да? Как интересно!!! Это, наверное, из-за седых волос?

– Слушай, а ты меня не боишься? – Седой скорчил страшную рожу. – Схвачу тебя сейчас в охапку и утащу в свой подвал.

– Странный ты какой-то, – она ничуть не испугалась. – Я же кричать буду. Тогда тебя сразу схватят и убьют.

Сказано это было так обыденно и просто, словно ребенок говорил не о смерти, а о чем-то совершенно постороннем. Седой растерялся.

– Тебе сколько лет?

– Мне? Двенадцать. Мало, правда? Многие папины знакомые дают намного больше.

Эта ее манера на всякий вопрос отвечать своим вопросом раздражала. Но тут ничего не поделаешь. Ребенок – он ребенок и есть, хотя она и развита не по годам.

– А у тебя дети есть?

– Нет, – Седой отвернул голову. – Да и не было никогда.

Аврора, видимо исчерпав весь свой словарный запас, замолчала.

– А это что за дядька с тобой был? Который тебя до дома провожал?

– Это дядя Сережа. Он с папой вместе работает… Я же тебе говорила – они всегда со мной.

– А сейчас он что же тебя покинул?

– Дела у него какие-то. – Она опять шмыгнула носом, поправила прядь рыжих волос, выбившихся из-под красной шапочки. – По большому секрету он просил меня никому не говорить, что оставил меня одну.

– А что отец? Ругаться не будет?

– Конечно, будет. Если я ему расскажу. А я не расскажу. Пусть это будет моя месть ему. Будет знать, как не брать меня с собой.

– Куда?

– Они с тетей Светой куда-то поехали вдвоем, а меня не взяли с собой. Оставили на попечение дяди Сережи.

– А мать?

– Нет у меня мамы, – Аврора посерьезнела лицом и стала как будто даже старше. Глаза вмиг повлажнели, но она сдержала себя, только отвернулась от Седого. Пробормотала чуть слышно, но Седой услышал: – Умерла она. Когда я еще совсем маленькой была. Я ее и не помню совсем… А тетя Света добрая, только иногда ругается, когда я что-нибудь сделаю не так.

– Тяжело тебе, – сочувственно протянул Седой. – Понимаю.

Он разговаривал с ней, как со взрослой, и Авроре это нравилось.

– А ты где живешь?

– Там, недалеко.

– Врешь ты все. Нет у тебя дома. Ты бомж. Мне дядя Сережа все рассказал, когда в прошлый раз тащил меня домой.

– Ты, оказывается, злая. Хотя и маленькая.

– Не злая я. Просто не люблю, когда меня обманывают. Папа вот тоже меня обманул, и теперь я ему этого долго не прощу.

– А откуда же ты узнала, что они уехали, а тебя не взяли?

– Дядя Сережа сказал. Он тоже добрый, как тетя Света, и все мне рассказывает. И никогда не врет.

«Дурак он, дядя Сережа твой. Имеет пудовые кулаки, а мозгов меньше, чем у курицы. Чего ребенка-то травмировать? Знаешь, так молчи».

Мимо прошла пожилая пара. Они с подозрением посмотрели на опрятно одетую девочку, беседующую с бомжеватого вида седым мужчиной. Женщина поджала губы, но ничего не сказала. Седой почувствовал себя неуютно. От таких пожилых степенных пар иногда и исходила главная опасность. Или милицию вызовут не к месту, или начнут поносить последними словами.

– Ладно, пойду я. – Седой вздохнул. – И ты иди. Замерзла вон уже вся. А то придет твой дядя Сережа, увидит, что ты пропала, волноваться будет.

– Нет. Его долго не будет. Он мне сам сказал. До самой ночи. Ушел и запер меня на ключ. Думал, что я такая глупенькая. А у меня еще один ключ был. Что я, маленькая – дома сидеть? – она засмеялась и вдруг сказала: – Послушай, а пойдем ко мне.

– Куда? – не понял он.

– Ко мне. У меня дома вкусностей разных полно. Ты ведь, наверное, голодный, а я тебя чаем напою. Я хоть и маленькая еще, а хозяйничать умею. А дядю Сережу не бойся. Он нескоро придет. А ты посидишь немного и уйдешь. И мне будет веселее. У нас в комнате телевизор большо-о-ой, огромный. Я тебе мультики покажу, свои любимые.

– Ты что, девочка? Ты на меня посмотри. А если увидит кто? Меня если не убьют, то покалечат – это точно. Тут двух мнений быть не может, – Седой покачал головой. – Нет. Мне в своем подвале как-то уютнее. Выкинь эти мысли из головы и иди, ешь свои пироги, а я пошел. Экзотики ей захотелось. Во дает.

Он повернулся, но Аврора тут же крепко вцепилась ему в руку. Седой задержался, намереваясь стряхнуть настырную пигалицу, и встретился взглядом со злым взглядом маленькой девочки. Все очарование сразу пропало, растаяло, как предрассветный туман, и Седой вмиг пожалел, что оказался здесь в столь не подходящее для себя время. Каждой клеточкой своего много раз битого тела он ощутил опасность, но отступать было некогда, да и некуда.

– Нет, ты пойдешь, – шипела Аврора, сузив злые глаза. – А нет, так я кричать буду. Всем расскажу, что пытался утащить меня в свой грязный подвал. И тогда тебя будут долго бить и посадят в тюрьму.

– Да отпусти ты. Вот настырная, – Седой несильно тряхнул рукой, но сбросить Аврору было все равно, что присосавшуюся пиявку. Держалась она крепко, цепко. Откуда и сила взялась в детских ручонках?

– Пойдешь или нет? – она не отпускала.

– Пойду я. Пойду, – Седой уже смирился со своей участью. – Отпусти, настырная.

– Пойдем, – она отпустила, встала рядом, сразу превратившись в само очарование, каким была до этого. – Да не бойся ты.

– Ты что, не могла найти другую игрушку? – Седой стоял не двигаясь, выжидая время и размышляя, куда бы рвануть. Но вредная девчонка, встав позади него, перегородила тропу и отрезала путь к отступлению. Справа высились железные гаражи, слева глубокий ров, заполненный талой водой. Путь был только один – вперед. А отшвырнуть ее в сторону Седому на ум не пришло, настолько он был парализован напором и злобой маленькой ведьмы и той метаморфозой, в мгновение произошедшей с невинной двенадцатилетней девочкой. Седой в последний раз взмолился: – Да отпусти ты меня за-ради бога.