Олег Рой - Человек за шкафом

– Тамарочка, у меня к вам очень важный разговор, – услышала она голос, который никогда в жизни не спутала бы ни с каким другим.

– Что-то случилось? – испугалась Тамара. Как многие люди с большим жизненным опытом, она всегда была готова к неожиданным неприятностям.

– Нет, не волнуйтесь, ничего страшного! – заверил Вилен. – Просто у меня через неделю день рождения. Я решил собрать друзей, все-таки круглая дата, арендовал зал в «Метрополе»… И, конечно, прежде всего, я хотел бы видеть на этом празднике вас. Давно уже хотел познакомить вас со своими друзьями. Похвастаться, так сказать, какое замечательное сокровище появилось в моей жизни…

– Ну что вы такое говорите… – засмущалась Тамара. А сама в это время судорожно соображала, что ей ответить. Отказаться от такого чудесного приглашения было бы совершенной глупостью, а согласиться – ужасно страшно.

«Мне нечего надеть, вся нарядная одежда и обувь поизносилась или вышла из моды, – искала про себя предлоги Тамара. – Я поправилась на двадцать килограммов, постарела и ужасно выгляжу… Я тысячу лет не была на людях и обязательно растеряюсь в большом обществе, не буду знать, как себя вести. Я просто обязана вежливо отказать…»

– Хорошо, Вилен, я буду, – произнесла она. – Спасибо за приглашение!

Однажды в начале ноября, сразу после праздников, четверг выдался на удивление погожим и солнечным. И Антон предложил:

– Давай поедем на кладбище? Я так хочу увидеть могилы близких…

И конечно же, Оля не могла ему отказать. Ее только немного беспокоило это путешествие. До Новодевичьего они доберутся без проблем, она посмотрела по карте и представляла себе, как ехать: на метро по прямой, без пересадок, от «Охотного Ряда» до «Спортивной», а там некоторое время пешком. Но вот как ориентироваться на самом кладбище, сумеют ли они найти место? Вдруг нет? Тогда Антон расстроится… Но Антон уверил ее, что найдет могилы близких, он хорошо помнит дорогу от ворот к ним.

У входа Оля купила цветы, несколько кустиков белых и фиолетово-розовых мелких хризантем, что очень тронуло Антона – сам он как-то не догадался это сделать. Впрочем, и денег на покупки у него ведь тоже не имелось… Антон оказался прав, нужный участок они действительно нашли легко. Вот только встретил он их полным запустением – с тех пор как умерла Катерина, бывшая домработница Назаровых, тут никто не бывал, никто не убирал и не ухаживал за могилами. Пришлось ребятам засучить рукава и вместе взяться за дело. Уборка заняла много времени, но зато, когда работа была закончена, могилы уже не производили столь удручающе-заброшенного впечатления: пожухлая трава и гниющая палая листва исчезли, памятники были чисто вымыты и украшены свежими цветами – на каждую могилу легло по веточке.

Когда они вернулись домой, Антон тут же сел за фортепиано и сыграл мелодию, в которой угадывалось все: последний солнечный день осени, тихое кладбище, запущенные могилы и, самое главное, его боль по ушедшим близким, потеря, с которой он никак не мог смириться. Оля сидела рядом с карандашом и нотной тетрадью в руках. Это уже была седьмая мелодия, которую она записывала за ним.

– Это прекрасно! Я обязательно покажу это своим педагогам, если ты не против, – заявила она.

Антон пожал плечами:

– Если ты так хочешь…

Уже на следующий день погода испортилась. Мелкий дождь зарядил с самого утра и, похоже, не собирался прекращаться. Зоя ушла на работу, ворча и обещая вечером задать трепку племяннику, будто только он один на свете был виноват в том, что все хорошее – тепло, лето, молодость, благополучие – так быстро проходит.

Оля тоже проснулась печальной и задумчивой, после завтрака не стала играть на скрипке, а села за фортепиано и запела, сама себе аккомпанируя:

Антон, как пораженный молнией, застыл, вслушиваясь в текст.

– Что это? – спросил он. – Какие удивительные стихи!

– Это Гарсия Лорка, один из моих любимых поэтов, – объяснила Оля. – И, кстати, называется этот сонет в тему сегодняшнего дня – «Дождь».

– Господи, это же как про меня написано!.. – пробормотал Антон.

– Гениальность поэта в том и состоит, что он находит слова, близкие многим, – отвечала Оля, похоже, повторяя фразу кого-то из своих педагогов.

Антон покачал головой:

– Нет, думаю, все гораздо серьезнее… И эта «черная пентаграмма страданья» – мне кажется, не метафора. Это точно слова обо мне. Что-то держит меня, не пускает к нормальной человеческой жизни. Будто чья-то злая воля, проклятье, колдовство…

– Мне кажется, ты слишком сгущаешь краски, – осторожно возразила Оля.

– Ты знаешь, Зоя неоднократно говорила мне, что наводит на меня порчу. И что я умру от этого, – признался Антон. – И временами мне кажется, что так оно и будет. Что-то странное происходит со мной, что-то страшное воздействует на меня… Мне часто снятся кошмары. Например, что ты уезжаешь на поезде, а я онемел и оцепенел, не могу ни двинуться, ни пошевелиться, ни слова произнести… чтобы попросить тебя остаться. Я же не смогу без тебя…

– Перестань, Антоша! – Оля встала из-за фортепиано, подошла к другу, ласково дотронулась до плеча. – Ну что ты себе придумал! Я не оставлю тебя одного. Обещаю.

– Правда? – совсем по-детски спросил он. С такой интонацией малыши просят маму никогда не умирать и никогда не переставать их любить.

– Конечно, – кивнула Оля. – А что до колдовства твоей тетки… Неужели ты действительно в такое веришь? Все это глупости, предрассудки и бабкины сказки. Жизнь человека в его руках, и только он может исправить свою судьбу или окончательно загубить. Ты же сам только что слышал: «Для меня в небесах возникают созвездья…»

– «Но мешает мне сердце созерцать это счастье … » – тут же подхватил Антон, и Оля в который уж раз поразилась, какая у него своеобразная память – когда Антону что-то интересно, нравится или нужно, он схватывает это на лету и может хранить в мозгу вечно. И при этом то, что он считает незначимым, тут же вылетает у него из головы.

– Уйми свое сердце, – улыбнулась Оля. – Ты столько настрадался, натерпелся… Неудивительно, что тебе ужасы мерещатся на каждом шагу и даже ночью преследуют кошмары. Но вот увидишь – все будет хорошо. Может быть, не сразу, но будет. Только ты… не смей сдаваться, слышишь?