Александр Холин - Осколки Русского зеркала

– Отрицаешься ли ты от грехов и дел своих прошлых? – спросил настоятель.

– Отрицаюся во имя Отца и Сына и Святаго духа, – ответил инок, наклонился, подобрал ножницы и подал священнику во второй раз. Тот снова не удержал ножницы и спросил:

– Отрицаешься ли ты от грехов и дел своих прошлых?

Как и в первый раз, инок ответил:

– Отрицаюся во имя Отца и Сына и Святаго духа.

Затем снова поднял ножницы и подал настоятелю. Но тот уронил ножницы в третий раз и также спросил инока:

– Отрицаешься ли ты от грехов и дел своих прошлых?

– Отрицаюся во имя Отца и Сына и Святаго духа, – в третий раз ответил инок, поднял ножницы и подал настоятелю. Священник на сей раз взял ножницы, ближе подошёл к иноку и выстриг у него с трёх сторон по маленькому клочку волос на голове. Затем бросил всё на поднос, который держал стоящий рядом монах, взял с подноса потир с миро и кисточкой начал наносить новому монаху освящение на тело. А когда дело дошло до ног, настоятель окропил и ступни, произнеся при этом:

– Стопы твои – стопы правды и благодеяния.

Далее священник препоясал новообращённого четырёхконечным поясом и вручил ему скуфейку со словами:

– Се шелом спасения.

Но это был ещё не всё. Самым дорогим сердцу нового монаха оказалась лестовка, дарованная ему ещё старцем Серафимом, которая со времени прибытия Фёдора Кузьмича в скит, хранилась у настоятеля. Отец Рафаил вручил ему лестовку со словами:

– Се меч твой и щит твой…

Потом, помолчав немного, добавил:

– А теперь, монах Фёдор, ты должон будешь провести три дни и три ночи в алтаре, читая Псалтырь.

Два монаха в стихарях под руки повели постриженного в алтарь, зажгли большую восковую свечу, положили на аналой Псалтырь и удалились.

Монах Фёдор осмотрелся, ибо в алтарь он попал в первый раз. На стенах висели различные иконы, а на восточной стороне была большая икона, изображающая Иисуса Христа, выходящего из иорданских вод. Высоко над Его головой летел белый голубь – Святой Дух. А ещё выше виднелся престол, где восседал Вседержитель.

Трое суток постриженному придётся нести бдение в алтаре, но за одиннадцать лет общения с монахами, он научился и правильно поститься, и выстаивал в молитвах долгие часы. Лишь иногда ноги отказывали, и Фёдор Кузьмич становился на колени. Так что трое суток бдения были для него, как благодать Божия. Но когда вся братия покинула церковь, вдруг началось такое, во что сам Фёдор Кузьмич никогда бы не поверил, если бы это не происходило с ним.

Свеча горела достаточно ярко и по освещённому пространству алтаря вдруг пронеслись две кошки. Фёдор Кузьмич вздрогнул, но, перекрестившись, не прервал чтение Псалтыря. Только кошки – это было лёгкое начало. Следом за кошачьим мяуканьем сзади послышался топот коней. Звенела сбруя, щёлкала петля ямщика, и кони храпели прямо в затылок. Монах Фёдор в очередной раз перекрестился, перевернул страницу Псалтыря и тут же ощутил удар плетью по спине…

Александра с детства никто не бил. Только единожды на параде отец его Павел Петрович изволил отпустить отроку подзатыльник за то, что он принялся во время парада делать какие-то наставления младшему брату Константину. Оплеуха была несильной, но юному царевичу это показалось таким обидным наказанием, что он долго не мог простить батюшке.

А сейчас удар кнута перехватил дыхание и монах Фёдор был похож на рыбца, выброшенного на лёд. Ему сразу вспомнилось: такие же удары во сне ему наносили шпицрутенами солдаты Семёновского полка. Второго удара не последовало. Видимо, испытание было для того, чтобы монах обернулся и прекратил чтение. Но он упрямо продолжал читать Псалтырь. Где-то на потолке раздался стук. Если бы в этом месте находился чердак, можно было бы решить, что кто-то специально стучит, чтобы отвлечь чтеца от Псалтыри. Сквозь этот стук прорвался удивительно знакомый голос. Он приближался. И вот, прямо возле левого уха голос бабушки позвал его:

– Алекс, Алекс…

Так звала маленького царевича только бабушка Екатерина Великая. Нельзя сказать, что мальчик обожал её, особенно, когда от бабушки исходили нехорошие запахи. Но при царском дворе это был единственный человек, кто хоть как-то любил подрастающего царевича.

Фёдор Кузьмич очередной раз перекрестился и начал читать следующий псалом.

Эта ночь для него выдалась особенно неспокойной, поскольку нечисти необходимо было отвлечь нового монаха от чтения Священной книги, только у рогатых ничего не вышло.

Ближе к утру Фёдор Кузьмич уже настолько освоился с дьявольскими проказами, что не обращал на это никакого внимания. А когда очередной раз закончил читать Псалтырь, прочитал отпуст и направился к стоящему возле стены маленькому столику, на котором стоял стеклянный графин со святой водой. Утолив жажду, монах Фёдор снова принялся за чтение, только нечисть его уже не трогала.

Утром в церковь вернулась братия, чтобы совершить литургию. После молебна монаха снова оставили наедине с Псалтырью, но это уже стало для Фёдора Кузьмича привычным. Впереди ещё две ночи, но они уже не страшили монаха, поскольку самое трудное было позади.

После молитвенного первого бдения монаху Фёдору хотелось добраться до своей кельи и рухнуть на широкую деревянную лавку. Но к нему подошёл настоятель, окончивший утреннюю литургию.

– Я знаю, Фёдор Кузьмич, нелегко тебе было выполнять монашеское бдение, – утвердительно произнёс отец Агафангел. – Нечисть не больно-то радуется прибавлению войска Христова. Отныне ты приобщён к молитвенникам Божьим и помни, что Господь всегда поможет в делах твоих.

– Возносясь духом к Богу, я отрешаюсь от всех мирских наслаждений. Призывая на помощь Бога, я приобретаю то спокойствие, тот душевный мир, который не променяю ни на какие блаженства здешнего мира. Но сам я ещё не ведаю дел моих, – пожал плечами Фёдор Кузьмич. – Ибо по благословению твоему, отец Рафаил, думаю отправиться на поиски становищ старообрядческих за Урал. Вот отдохну только.

– Куда же спешить-то? – покачал головой настоятель. – Тебя никто не гонит. Поедешь, когда поймёшь, что пора. Господь подскажет. Мне сегодня в Пензу надо, я уже говорил, но прежде хочу показать нечто. Тебе, Фёдор Кузьмич, это будет доподлинно интересно.

С этими словами настоятель подошёл к иконе Иисуса Христа, выходящего из Иордана, и потянул её на себя. Икона открылась, ибо служила к тому же дверью в ещё один грот подземной церкви. Священник взял факел со стены. Сделав знак монаху, он перешагнул порог. Фёдор Кузьмич вошёл следом и сначала не понял, что представляет собой эта подземная келья. Пещера была наполнена деревянными сундуками разных размеров, окованных железными полосками. Во всяком случае, монах не ожидал увидеть в потайной комнате за алтарём что-то похожее на хозяйственный склад. Настоятель, заметив недоумение на лице Фёдора Кузьмича, по-детски рассмеялся: