Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Книга первая

– Этого не может быть. Я с генеральшей нашей говорила, японцы не уйдут из Владивостока. Нет, Ваня, надо на лучшее надеяться, иначе и жить не стоит. Я верю, что мы еще вернемся в нашу Усть-Бухтарму… Господи помоги… Ну за что нам все это!? Папа… бедный папа! – Полина вновь тихо зарыдала.

– Извини Поля… Что-то я тут совсем не про то говорю, от водки наверное язык развязался… У меня же брата и тестя расстреляли, а я черти о чем… Степана жаль, вроде никогда особо друг друга мы и не любили, а все родная кровь… Слушай, а тот офицер, он где остановился, или может еще к вам в приют зайдет дочку проведать?

– Что?… Да нет, он говорил, что сразу же на вокзал и во Владивосток с товарищами своими уезжает. Вроде взрослый человек, отец ребенка, а сам как ребенок. Все переживал, что Хабаровск без него взяли, торопился, чтобы на Благовещенск успеть. А что с девочкой будет, как она такая маленькая без родных и близких на чужбине? Об этом даже мысли нет, – негодовала Полина.

Вообще-то и Ивану временами тоже хотелось все бросить и идти делать то, что он умел, чему учился и к чему привык – воевать. Его нынешнее занятие ему очень не нравилось. Хоть и не до такой степени, как когда-то в Усть-Бухтарме, но и сейчас, видя как на вокзале провожают добровольцев, уезжающих в Приморье воевать с большевиками, он испытывал нечто напоминающее угрызение совести. Но два фактора, как надежные якоря приковали его к Харбину и Полине. Первый фактор, это раскол среди сибирских казаков и всего белого движения, случившийся в Приморье. Часть сибирцев приняли сторону «каппелевцев», возглавляемых генералом Блохиным, другая сторону атамана Семенова и его доверенного генерала Смолина. В тот момент когда требовалось полное согласие и единство внутри белого лагеря возникла междоусобная борьба, доходившая до вооруженных столкновений с жертвами. Большинство бывших анненковцев оказалось на стороне «каппелевцев», но сибирские казаки, отступавшие из Забайкалья поделились примерно поровну. Иван знал многих офицеров и из тех и из других, и не хотел принимать участие в междоусобице ни на одной стороне. Несмотря на то, что к концу 21-го года «каппелевцы» и «семеновцы» вроде бы примирились и повели совместное зимнее наступление на Хабаровск, чувствовалось, что подлинного единства нет.

И еще одно обстоятельство не позволяло Ивану покинуть жену… Они очень хотели ребенка, но Полина после той новогодней трагедии, никак не могла забеременеть. В Харбине практиковало много женских врачей, в том числе и знаменитостей. Полина чуть не сразу по приезду начала посещать, как официальных светил гинекологии, так и всевозможных знахарок, но увы. Внешне к концу года она выглядела прекрасно, вновь налилась, ее щечки обрели прежние притягательные ямочки, украсились здоровым румянцем. В своих новых нарядах она смотрелась ослепительно. На званых трапезах и благотворительных балах ее за глаза называли прекрасная казачка и сибирская пава. Но что-то в ее организме после той новогодней ночи функционировало не совсем так как надо, и она изводила немалые деньги на врачей, знахарок, лекарства. Иван же, видя, как Полина мучается, конечно, и себя виноватил, и никак не мог покинуть ее из опасения, что это вызовет у нее нервный срыв…

19 января 1922 года – крещенский день. С утра на харбинский вокзал прибывали жители многочисленных русских городов, городков и поселков, расположенных в полосе отчуждения КВЖД. Старики, старушки, пожилые люди и молодые, до мелочей сохранявшие свой русский облик… Всевозможных цветов шали, пуховые оренбургские платки, сибирские белорозовые «пряничные» валенки, шубы и полушубки, тулупы, расшитые узорами варежки и рукавицы… головы кудлатые, бороды, обветренные лица, волосы стриженные в «скобку». Речь «окающая» или «екающая», слегка нараспев – из каких только уголков России не загнала сюда судьба своих сынов и дочерей. Все сословия бывшей Российской Империи шли в крестном многотысячном ходе в день Крещения: крестьянская Россия, селившаяся здесь в Маньчжурии по маленьким сунгарийским городкам, в поселках вдоль КВЖД, казачья – в станицах Трехречья, чиновничья Россия, представленная многочисленными служащими той же КВЖД, купеческая Россия и даже рабочая Россия, не поддержавшая здесь большевистский переворот. В этот день они все вместе выходили на главную улицу Харбина Китайскую и двигались по ней единым торжественным шествием.

Стоял легкий морозец, что-то около десяти градусов по Цельсию. Иван с Полиной в многочисленной толпе шли к пристани. Этот день для состоятельных русских харбиянок являл легальную возможность на людях продемонстрировать блеск своих зимних туалетов. На Китайской жили в основном богачи и дамы на крещенский ход, конечно, одели все самое-самое. Каких только мехов, замысловатых фасонов шуб и шапок, сапог или особого пошива валенок здесь не было. Местные модницы не без досады обнаружили, что у них появилась еще одна соперница…

Полина, отплакав несколько вечеров подряд по отцу, без особой радости отпраздновав Новый год в компании, собравшейся у Дитерихсов… Потом она «отошла», и за две недели до Крещения стала лихорадочно к нему готовиться. К пошитым в чуринском ателье шубе и шапке, она прикупила новые высокие зимние боты с меховой опушкой. Иван рядом с разодетой в дорогие меха женой, конечно, смотрелся бедновато, но ничуть от этого не страдал. Он всегда придерживался мнения, услышанного еще в юнкерском училище от одного из преподавателей и созвучное его собственному сословно-казачьему: сам как хочешь, хоть в сапогах драных, а жена, чтобы царицей смотрелась – первое правило семейного офицера. Потому он улыбался, видя, как довольна и счастлива Полина. Не просто далось ей заглушить боль от полученной несколько недель назад вести о казни бесконечно ею любимого отца… но жизнь брала свое.

Когда пришли на пристань, все улицы, прилегающие к реке, уже запружены народом, ни автомобили, ни извозчики даже не пытались сейчас ездить по набережной Сунгари. Здесь «чистая» публика с Китайской улицы слилась с толпами в простых клетчатых платках, треухах и овчинных тулупах. Иван тревожно оглядывался по сторонам, опасаясь, как бы слишком роскошный вид Полины не привлек внимание жуликов-карманников, коих, несомненно, немало в этой разношерстной толпе. Но, похоже, все взоры устремлены на реку, к «Иордани», ледяному кресту и вырубленной возле него во льду бассейну-купальне. На льду Сунгари тоже полно народу. Иван с Полиной решили наблюдать крестный ход с верху, с высокого берега – здесь они обнаружили знакомых, бывавших часто в гостях у генеральши Дитерихс. Несомненно, это была наиболее удобная точка, откуда отчетливо обозревалось вся величественная картина водосвятия. К одиннадцати часам закончилась торжественная литургия во всех близлежащих церквах и из них выходили непосредственно участники крестных ходов со множеством икон и хоругвей, сюда же подошли из дальних церквей и вновь потоки сливаются. Несметная толпа, море людей. В этот момент заканчивается литургия и здесь, в главной харбинской церкви. Раздается торжественный трезвон ее колоколов и оттуда тоже выходит процессия. У врат собора владыка-архиепископ принимает крест и идет во главе уже единого крестного ходя вместе с высшим православных духовенством Харбина.