Людмила Загоруйко - Куклы Барби (сборник)

© «Лира-Плюс», 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( )

Сегодня так много роз и улыбок, будто все влюблённые, объединившись, вышли на демонстрацию, чтобы поддержать любовь и весну. День Святого Валентина! С удовольствием впускаю симпатягу в дом. Рада тебя видеть, заходи. Узнаю, ты покровитель влюблённых.

Хорошо любить, хорошо спать на родном горячем плече и слушать большое сердце друга, хорошо о ком-то думать и знать, что нужен, хорошо ликовать, чувствовать ожившее, готовое принять радость тело, звенеть счастьем, как прозрачный хрусталь. Циник, уйди, я тебя не слышу. Биологические игры для здоровья и тонуса? Я так не хочу. Мне так не надо. Пусть день, но гореть. Молодость, где ты?

Мы сдаём летнюю сессию и едем на практику в Пушкинские горы, что на Псковщине. Необузданный табун восемнадцатилетних девчонок в сопровождении аспиранта и один-единственный юноша на всю группу – Дегтярёв. Портит общую положительную демографическую картину «перестарок», двадцатидвухлетняя студентка Люсуня. Наша задача собирать русский фольклор, о нём мы не имеем ни малейшего представления, но о сложностях пока не думается. Все проблемы решаются по мере поступления, благоразумно полагаем мы и ни о чём не тужим.

По утрам мы группками растекаемся по окрестным деревням и мучаем беззубых, в пигментных пятнах старости бабушек. Они польщены вниманием, по-кошачьему щурят глаза, деловито поправляют белые косынки, скрещивают на горизонтально вниз, стрелками, грудях руки, и выдают «на гора» такие матерные частушки, что записать их в тетрадь просто невозможно, оскорбим и разочаруем девственно чистого аспиранта. Дегтярёв в растерянности хлопает веерами ресниц и стонет не то от удовольствия, не то от безвыходности. Мы исколесили уже несколько сёл, кругом одно и то же. Подробности незатейливой деревенской любви шокируют нас, городских жителей самой западной точки Украины: нет романтики, нет пафоса, нет страданий. Всё просто, как приготовить обед, но сильно с перцем, острыми приправами, слегка припудрено лёгкой иронией.

Тетради в клеточку пусты, ни единой записи, но в наших мытарствах есть свои преимущества. Бабушки везде встречают, как родных, называют невероятными, как из сказки, ласковыми именами, гладят по головам, хвалят за молодость, красоту, ядрёность. Обязательно кормят варёной, рассыпчатой картошкой с укропом, холодной, из погреба, окрошкой, в которой плавают грибы и зелень. На десерт нас угощают молоком, не хотят отпускать, наконец, выпроваживают на дорогу. Они стоят долго, ждут, пока мы не скроемся из виду, машут нам вслед: будьте счастливы, дети. Вокруг равнина. Мы её не понимаем. Мы привыкли к ограничениям в горизонте, горы – вот наш родной пейзаж. Глаз бродит, теряется, ищет, за что бы зацепиться, устаёт от пространства, воздуха и тишины. Тут Пушкин, поля, леса, перелески, берёзовые рощи и разлитая прозрачная, светлая грусть, тут Россия.

На километры вокруг – ни души, дороги пусты и редкая попутка может, как ни жди, не появиться. Мы не знаем, где мы, куда нас занесло, да и какая нам разница. Пушкинские горы, там наш приют, ждут, и бедный, затурканный до обморока аспирант давно волнуется. Вечереет. Мы неприлично сыты. Квас, разряженный грибами, булькает и плавает в желудках. Теперь одна задача – добраться до места, где комната с железными кроватями, выстроенными по-казарменному, в ряд, сполоснуться в душе и завалиться спать.

Мы ложимся по обе стороны дороги тяжёлыми животами вверх, поднимаем колени, переплетаем, в узел ноги, руки – под голову. Мы большие жуки, с поднятыми вверх лапками, шевелим ими, жужжим, перевариваем пищу. Мы бесцельно смотрим в небо, ждём, авось, появится какой-то транспорт. Мы – мираж, тайная мечта, приманка, грех и наваждение.

Дегтярёва прячем, чтоб не испортил будущий эффект. Три девушки в травах на обочине, на безлюдно-безжизненной, почти тропинке. Кто сможет проехать мимо? Да никогда. Дегтярёв – наш главный козырь и рояль в кустах. Он обнаружится под конец интриги, когда ошалелый от счастья водитель откинет борт грузовика. Наш защитник сядет в кабину рядом, чтоб ни-ни, никаких позывов и изменений курса. Он у нас как бог, в трёх ипостасях: отец, брат и друг. Мы выкладываем ему наши тайны, мучим капризами, изводим необузданными, как у молодых кобылиц, нравами. Бедный наш аспирант – объект тихих издевательств и насмешек – без него тоже ни шагу. Он посылает Дегтярёва нас будить и выводить стайкой на завтрак. Наш друг усмиряет разбушевавшихся по вечерам, сентиментальным – вытирает слёзы, если надо, гасит конфликт. Он – посыльной, бегает за таблетками и хлебом, который привозят сюда раз в неделю, в поисках домашних продуктов рыскает по дворам. Он приносит из местного продмага единственный в ассортименте, изобильный в количестве товар – креплёное, отвратительное, густое, чернильно-фиолетовое вино с жизнеутверждающим названием: «Солнцедар». Без Дегтярёва мы беспомощны и чувствуем себя брошенными на произвол судьбы. Мы его любим, как любит женщина мужчину: притягательно-коварно, потому как с удовольствием помыкаем.

Юлька капризничает и требует проводить её за кустик и непременно постеречь. Он идёт, покорно ждёт завершения процесса, рассеянно жуёт травинку. Юлька бабочкой выпархивает из кустов, на ходу натягивая шорты, благодарно чмокает Дегтярёва в мокрую от жары щеку и обнимает. Подозреваю, ему известно, когда у каждой из нас месячные. Во всяком случае, во избежание конфуза, лучше положиться на его память, что легкомысленная Юлька делает с удовольствием. Дегтярёв, ты не помнишь? Помнит. Он всё помнит и знает. Иногда мы отпускаем его на свободу. Пусть наш жеребец попасётся, пощиплет сладкую мураву-траву и отдохнёт от нас, невыносимо капризных, вздорных и непредсказуемых.

Мы лежим на обочине. Пока ничего и никого. Можно от скуки приложить, как делают в сказках, ухо к земле, послушать. Вот оно, наконец, кто-то едет. Мы замираем на траве в картинных позах, не шевелимся, ждём эффекта. Грузовик, словно гужевой извозчик, делает «тпр-тпр», останавливается сам по себе как вкопанный. «По-моему, он разлил от неожиданности весь бензин», – констатирует скептичная Юлька. Из кабины показывается лицо водителя. Он снимает кепку, козырьком прикладывает ладонь ко лбу, наводит резкость, но глазам явно не верит, потому что протирает их, как стёкла очков. Неважно, что нам не по пути, он довезёт: закарпатские девушки в русской глубинке не каждый день валяются на дороге.