Михаил Юдсон - Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях

— Достаточно? — тихо закончил отрок. — Сапиэнти сат?

— Как тебя зовут? — устало спросил Илья.

— Ратмир. Я староста класса, — ответил юноша, поправляя узкую ленту, охватывающую через лоб его длинные прямые волосы.

Илья вспомнил неприметную покосившуюся избушку компьютерного отделения на задах обширной семинарской усадьбы, винтовую лестницу в темных сенях, под отодвинутой кадкой с моченьями, уходящую бозна насколько вглубь, в бездну, истертые сырые ступени, шмыгающих под ногами хвостатых, чадящий потрескивающий факел, а уж внизу — мягкий фаворский свет из матовых плафонов в потолке, хлопанье дверей в коридорах шарашки, тамошних ярыжек, спешащих с бумажками, вышитые половики на свежевымытом полу…

Он как бы снова увидел доходящего преподавателя, «Иван Иваныча», в обсыпанном перхотью лапсердачке — как тот, присев перед печью на корточки и помешивая кочергой, невесело усмехается:

— Как сказал один старый еврей: «Постепенно я достиг некоторых успехов в качестве истопника». А звали его, чтоб вы знали, Норберт. Да-да!.. А у другого старого еврея на камине было написано: «Господь изощрен, но не злонамерен». Этот был Альберт. Пламя, можете поверить, напрямую отождествляется с божественным познанием…

Тут преподаватель захлопывает печную заслонку, встает, распрямляя плечи и сворачивая кочергу обратно в узел. Голос его крепнет и разносится далеко:

— Иудейская нация, должен вам доложить, сызмальства любила теплые места и вела борьбу за огонь! Издревле ихние жрецы подползали поближе к костру. Как ни придет добрый человек сушить портянки — а они уж обсели кругом, не подступишься!

Из коридора на огонек, заслышав родную речь, заглядывают праздные и вольноотпущенные — слушают, разинув ротовую щель, шевеля жвалами, отходят на цырлах…

Илья тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Класс сидел смирно и терпеливо ждал.

— Странный какой-то урок у нас получается, ребята! — сказал Илья сухо. — Ну, грешен, ну, сталкивался я с компьютером, доводилось (неспорящий — необорим)…

Ратмир, а за ним и все остальные дружно зааплодировали. Недоросли радостно оживились, задвигались, посыпались вопросы:

— Вблизи видели?

— А сами управляли?..

— Даже зачеты сдавал по материальной части, — признался Илья. — Забор красил.

Поскольку урок явно пропал, надо было нечувствительно переводить его в классный час «Как на духу о сокровенном» — хоть проку клок!

Илья расстегнул тугой верхний крючок сюртука, ослабил узел галстука, хотел даже выпустить рубаху из штанов, да решил, что не поймут, — гимназия-с!

Он вернулся от доски к столу и присел на его краешек в вольной позе Учителя-Братца (снидешь — возвысишься):

— Чего-то не врублюсь, люди, а на кой ляд эта компьютерная ересь вам-то потребна? Вы, судя по всему, ревнители актива — «тела в делах», угадал? А это ж так, — Илья пошевелил пальцами, — узоры на стекле, предивное миганье лампочек, забава для посвященных…

Он с любопытством уставился на Ратмира:

— Это же никогда вам не пригодится!

— Да, — согласился Ратмир. — Все правильно. Никогда не пригодится — тут. Тута вот. Но мы и не собираемся здесь прозябать. Мы хотим уехать.

И тотчас же класс как прорвало:

— Сколько ж можно в сугробах мыкаться! Отродясь и до скончанья!..

— Только и слышно — бей жида да пей до дна!

— Надоело печь клубни в золе! — кричали с последней парты Волокитины, близнецы-братья. — Натаниэлев идеал!

— И ловить песцов, заливая их норки водой!..

— А потом менять шкурки на одеяла…

— Да и одеяла-то вечно колючие! Походи-ка в таком, завернувшись! — вопила девочка в пушистом белом свитере.

— И куда ходить-то — сплошь на каток?..

— Легко сказать — уехать! — забормотал Илья, ошеломленный этим натиском. — А дороги занесенные, а дураки, пошаливающие вдоль, плюс опять же в конце пути наших дрог — непременный дракон… Разве доберешься! Рогач-Косноязыка на три дня отпрашивался — и где он сейчас? Вон сколько уехало, отчаянных, и никто не вернулся!

Он подумал и тихо добавил:

— В родную Змеевку.

— А может, они просто там остались, в Зеленом городе? — засмеялся Ратмир.

Все, все там остались! По ту сторону Реки, перешедши! В Заводях! Сидят сейчас на полотенце, лениво пересыпают песок сквозь пальцы, солнечные блики на воде, книга заложена расческой… И вряд ли рвет их тоска по родной березовой каше, дикой здешней каше в мозгах и вечной раскисшей каше возле метро.

Илья откашлялся.

— Зря, — сказал он хрипло. — Пропадете ведь кто где когда…

Ратмир встал из-за парты и вышел к доске — бодрый и уверенный, явно несущий надежду.

— Был такой закрытый эксперимент «Шесток», о нем мало кто знает, Илья Борисович, а суть такова — десятый класс перед выпуском попросили предсказать свою Судьбу после школы. Целая группа подвижников бродила по домам выпускников — в лаптишках, рубище, с переметной сумой — сидели на кухнях, исподволь расспрашивали. Опросили, — постукивая мелом, Ратмир вывел на доске, — 1) самих учеников; 2) их одноклассников; 3) учителей; 4) родню (включая говорящих домашних животных). А через срок, Илья Борисович, проверили — кто же точнее оценил. И оказалось — одноклассники! Зачинщиков эксперимента, конечно, постригли, забили в колодки и посадили в ямы по дальним монастырям — дабы неповадно было баловать с Провидением. Но слово «Одноклассники» уже было сказано, уже вылетело и засияло! Да, да, именно мы знаем, чувствуем и вычисляем друг друга, как никто другой. Почему же это должно таять бесследно?!.

Он положил мел, девочка в расшитых бисером сапожках подала ему глиняную чашку с талым снегом, и он погрузил туда пальцы. Вытирая их поданной той же девочкой промокашкой, он продолжал:

— Так вот, Илья Борисович, проанализировав все, что мы знали о шатунах-первопроходцах, все эти слухи, сказанья, жалобы соседей, мы уяснили следующее: каждый уезжает в одиночку и далее ермачит по принципу «сотвори себя сам». При этом некоторые действительно выживают, выкарабкиваются, выплывают (сбросив грубый панцирь), покоряют, шевеля усиками-с, достигают определенных успехов — но обязательно еще рыща протекции, обрастая личными связями, плетя паутину знакомств, этцетера. Но зачем, напрягаясь, тужась, с шишками и кровью, знакомиться, ежели есть действительно давняя дружба, а уж она не ржавеет! Если рядом братва по духу! Тридцать Знающих Друг Друга!

Он поднял сжатый кулак с тяжелым шипастым браслетом на запястье и выкрикнул:

— Возлюби же однокашника!..

— Как самого себя! — взревел класс.

Ратмир присел на учительский стол рядом с Ильей и удовлетворенно хмыкнул:

— Ну ладно. Известно, что старец-духовидец Лев Николаич в своей сельской школе лучшую ученицу сажал на шкаф. Хорошо. Но мы все хотим на шкаф — сидеть там, нагорно болтая и шалтая ногами! Всем классом, всей командой!